ночь разыгрывала на небесах свою феерию.
Мода меняется, нравы меняются, песни другие, книги другие...
А белые ночи над городом — те же.
И при Петре, и при Пушкине.
И ведь в войну та же сияла красота, в блокаду: природа равнодушна к человеческим страданиям...
Интересно, что у Юльки с Антоном. Насколько далеко... Она защищает его, как... Как своего мужчину.
С Антоном этим, чтоб его, все же придется встретиться. С утра пораньше. Подробности выведать. Чтобы не путаться там в показаниях — в незнакомой квартире на Мойке.
— Вот тебе водка, помидоры... Пельмени.
— Самые дешевые выбрала, нах!
— Шел бы ты, знаешь... Может, тебе еще слепить надо было? Собственноручно? Кто ты такой мне, вообще? Скажи спасибо, что приехала...
В поселке Горелово природа отказала Кедрову в зрелище белой ночи. Казалось бы, совсем близко от города, но в Питере царила волшебная погода, а здесь еще днем начало моросить, а к вечеру дождь хлестал — как из ведра.
И настроение у Кедрова было — мрачнее погоды. Лунина перед отъездом услышала в телевизоре, что охранник тот — от ранений скончался. Ч-черт. Теперь он, Кедров,— убийца. Оно, конечно: что побег с покушением плюс к восьмерке, что убийство — разница уже невелика. Но все же...
— А ты мне мозги не пудришь? Насчет майора? А то, бля, смотри... — и Кедров покачал перед носом Луниной стволом «Макарова».
— Не пугай — пуганая,— Лунина, не моргнув глазом, отвела рукой ствол.— Точно, он убил. Виригин. Сегодня дома следственный эксперимент проводили. Он сам все рассказывал и показывал.
— На хрена ж он Рому-то?
— Говорит, задерживать пришел. Они ведь вертухая, который тебе «ствол» передал, повязали, а тот Рому сдал.
— Думаешь, и деньги мент взял?
— Конечно. Иначе зачем он один приперся?.. Говорю, сейф нараспашку был.
Лицо Кедрова выдавало напряженную умственную работу. Что-то ему в этой истории не нравилось, он не мог понять — что именно.
— Сообразил майор, что всё бабло у Ромки,— пояснила Лунина,— ну и приперся. Выпытал, где сейф, а после убил и обставился. Ясно все.
— Что майору-то светит? — Кедров взял со стола бутылку, повертел, поставил назад.
— Да ничего! Они своего не посадят, а деньги наши с концами. «Распилят» там у себя в ментуре, козлы...
— Сколько там было?
— Твоих полтинник и наших штук тридцать.
— Волки позорные... И паспорт, значит, того... Чего же мне теперь делать, Лизка?
Голос Кедрова вновь стал очень недобрым. Лунина притворно сочувственно вздохнула и пожала плечами.
— Мне Ромина тачка нужна,— попросил Кедров.— На пару дней.
Лунина нехотя кивнула.
— И адрес майора,— добавил Кедров.
— Как же я узнаю?
Кедров молча сунул ей под нос ствол. Лунина поморщилась:
— Убери пукалку, дебил.
— Да я шучу, Лизка. Убрал уже,— Кедров расплылся в кривой улыбке. Вдруг он ухватил Елизавету широкими ладонями с короткими заскорузлыми пальцами за обе груди, стал мять через платье. Когда-то эти упругие, пятого размера груди очень ему нравились. Много лет, правда, минуло с тех пор. Но, с другой стороны, попробуйте поскучать десять дней в закрытой избе... И год в «Крестах»...
— Дурень, нашел время,— поморщилась Елизавета и хотела оттолкнуть Кедрова, но подумала, что можно, в общем, и не отталкивать. Чего уж там.
Все дело заняло у Кедрова и Луниной не более трех минут. Расстались они недовольные друг другом.
— Ладно, мужики... — вздохнул Макс— Иду к Шишкину. За приговором.
— Давай! — отозвался Рогов, не отрываясь от писанины.
— Удачи! — добавил Любимов.
— Да чего уж удачи... Поздно. Все же решено. Осталось только результат узнать...
— Ну, узнавай иди. И возвращайся.
— С меня в любом случае простава.
— Давай-давай... Ждем.
— В горле уже пересохло.
В двери Виригин столкнулся с раздраженным Егоровым. Тот, сверкая глазами, буквально ворвался в кабинет. Остановился перед столом Любимова, раздраженно выпалил:
— Еще раз так пошутишь, я из тебя самого Гудона сделаю... Эрудит нашелся!
— А что, не помог? — удивленно поднял честные глаза Жора.— Странно. Вроде всем помогал...
Егоров скрипнул зубами, но на новую провокацию реагировать не стал.
— Ладно, проехали... Слушай, вот доцент один... Хомко. Узнай, что за фрукт.
— Видел я где-то такую фамилию... А зачем он вам? — Любимов взглянул на визитку и едва заметно улыбнулся уголками рта.
— Помочь обещал.
— Племянницу в «Муху» пристроить? — с пониманием спросил Любимов.
— Я же говорил... А что делать, что делать,— вдруг раскипятился Егоров.— Ну, не поступит она, и что с ней делать?
— Не поможет вам доцент Хомко. Гудон скорее поможет...
Лицо Егорова начало краснеть, а сам он — надуваться, но Любимов успел предупредить взрыв:
— Вась, достань-ка кедровские визитки. И фотки. Смотрите, Сергей Аркадьевич...
— Ну! — посмотрел на фотографии Егоров.— Жмурик. Что я, трупов не видал?
— Да посмотрите внимательно,— Рогов будто бы даже обиделся на пренебрежительного жмурика.— Похож?..
— На кого? — пялился в фотку Егоров.
— Это же доцент ваш, ёкарный лещ!
— Да ну! Тот с бородой был. И с усами. Ну-ка, ну-ка... Точно ведь он! И кто же его завалил? Студенты?
Рогов с Любимовым переглянулись.
— Да так... один человек хороший.
— Некстати,— огорчился Егоров.— Кто же теперь поможет?
Ответ вертелся на языке у Жоры, но он сдержался.
Поднимаясь на третий этаж к Шишкину, Виригин вдруг остановился передохнуть. Устал. Не от жизни устал (все мы от нее устали, каждый может выдать проникновенный монолог о каком-нибудь «космическом одиночестве» или вроде того; так что жаловаться грех). Не от событий последних дней (от них — понятно). А вот просто — по лестнице подниматься... Как-как пенсионер.
Виригин встрепенулся, сбросил секундную слабость и бодро прошел в кабинет начальника.
— Разрешите?
— Привет, Максим, заходи. Присаживайся. С прокуратурой сегодня говорил.
