спокойнее: не станешь же ты бабе своей рассказывать, как подставил ее, значит, и про остальное умолчишь. Тогда тебя, наверное, можно будет отпустить. Ну, живее, скажешь?
— Нет.
— Скажешь…— Казначей ударил, а Фролов поспешил увести девушку в другую комнату.
Они молчали, прислушиваясь к тому, что творилось за стеной. При каждом шлепке Вера вздрагивала, а когда послышался грохот упавшего тела, закрыла уши руками.
Казначей вошел к ним, довольный.
— Раскололся, — сказал он, заматывая окровавленную руку носовым платком. — Тоже мне, Зоя Космодемьянская! В копилке, оказывается, побольше пяти штук заныкано. А еще, представляешь, оказывается код сигнализации у него в книжке наоборот был записан. Шпион хренов!
— Как я тебя, оказывается, ненавижу, — сказала Вера, пряча лицо в ладонях.
На Казначея ее слова впечатления не произвели. Он ухмыльнулся, зубами стягивая узел на повязке, сплюнул нитки и ответил:
— Я на тебе жениться не собираюсь, так что любовь твоя мне не нужна. Это вон ты его огорчить можешь, а мне твоя ненависть как-то по барабану. Можешь ненавидеть, лишь бы не кусалась… Семен, пошли, пошептаться надо.
Вставая с кровати, Фролов хотел погладить девушку по спине, но она дернулась всем телом, оттолкнула плечом его руку:
— Не трогай!
Семен замешкался, но Казначей его поторопил:
— Потом разберетесь. С бабами вечно так, в самый неподходящий момент истерики закатывают.
Перекатников лежал в углу, поджав к животу колени. Ноги Казначей ему тоже связал, несколько раз обмотав у щиколотки бельевой веревкой.
Мужчины сели за стол, и Фролов налил в два стакана.
— За удачу! — Казначей лихо проглотил свою дозу. — У нас появился шанс. Понимаешь, о чем я? Не миллионы, конечно, но хватит, чтобы податься на юга. Может, и с документами чего-нибудь удастся придумать.
— Нет, — Фролов покачал головой; он уже принял решение. — Поделим то, что есть, и разбежимся. Я знаю, куда мы с Верой поедем.
— Почему?
— Не везет нам с тобой. Два раза пробовали-и что получилось?
— Бог троицу любит, — усмехнулся Казначей одной половиной лица.
— Может, и троицу — но явно не нас. Я ухожу.
— С Верой?
— С Верой.
— А ты ее мнение спрашивал?
Фролов пожал плечами и встал. Он был настолько уверен в ответе девушки, что, пройдя к ней в комнату, не стал закрывать дверь: пусть Артем знает, какие у них отношения.
— Я все слышала, — сказала Вера, не отрывая лица от ладоней.
— Ты едешь?
— С тобой? Никогда! — С неожиданной злостью она посмотрела на Семена и последнее слово буквально выплюнула в его лицо.
У Фролова потемнело в глазах. В душе что-то оборвалось. Или там нечему было рваться?
Казначей рассмеялся.
— Но почему?
— Ты не понял? Я знаю и про магазин, и про все остальное. Меньше надо было меня дурой считать. И дверь плотнее закрывай в другой раз!
— Но ты же говорила, что любишь меня!
— Когда, в кровати? А что ты привык слышать? Что ты козел и импотент?
Фролов прислонился к стене. Кровь шумела у него в висках, во рту было сухо, только привкус сивухи ощущался на языке.
— Значит, остаешься?
Внезапно Семен испытал облегчение. Да кто она такая? Просто первая мочалка, которая подвернулась ему в этом городе. Ничем не лучше других. Если б не она со своим гребаным братцем — все бы у него было в порядке, не искали б его менты и бандиты, не висело на совести душегубство. Смог бы и устроиться, и денег заработать, а такие шалавы, как она, раздвигали бы ноги, когда он щелкнет пальцами. Куда он раньше-то смотрел, придурок влюбленный? Ха, влюбленный, как же! Или теперь это так называется?
Он вспомнил сцену на пляже и все, что передумал после этого.
Дымка в глазах рассеялась. Мир за окном сверкал яркими красками, торопил жить, пока место под солнцем еще вакантно.
Фролов испытал прилив сил. Покидая комнату, хлопнул дверью так, что дрогнули стекла:
— Ну и черт с тобой!
— Вот это правильно, — Казначей ждал его с наполненным стаканом в руке, но Семен отвел его руку.
— Не буду. Давай мою долю, и разбегаемся.
— Может, передумаешь? Смотри, не пожалей…
— Угрожаешь? — Семен прищурился, сейчас он был уверен, что, начни они драться, легко одолеет недавнего друга.
Казначей это тоже почувствовал. Молча полез в карман, вытащил деньги. Купюры были мятые, влажные от долгой близости к потному телу. Рассчитался практически честно. Семен догадался, что какую- то часть Артем все равно утаил, но спорить не стал, чувствуя себя выше бытовых дрязг. Разглаживая банкноты, Фролов вспомнил кафе, с которого все началось, и барменшу. Красивая, стерва! Вот с ней бы покувыркаться… Наверняка и в постели погорячее, и дури в голове меньше.
Сборы были короткими.
— Железяки я тебе оставляю, мне они не понадобятся, — подхватив сумку со своими вещами, Семен посмотрел на Казначея с насмешкой. — Между прочим, никому про меня ничего не известно. Только фамилия и место рождения, так у нас в деревне триста человек Фроловых… Сгоняю домой, махнусь с кем- нибудь паспортами — и хрен меня кто отыщет. Страна большая, найду, где спрятаться. Бывай!
Закинув сумку на плечо, он зашагал по проселку к вокзалу. Дважды обернулся — но не тоска его мучила, а подозрения, не приготовил ли Артем какую пакость. Фролов больше не улыбался. Ему хотелось напоследок уколоть Казначея, вот он и держался преувеличенно бодро, хотя на душе скребли кошки. Черт с ней действительно, с Верой, но куда теперь податься?
Казначей расставанием тоже не тяготился, хотя больше привык бросать сам, чем оказываться поставленным перед фактом. Когда Семен уже трясся в вагоне дневной электрички, он развязал Перекатникова, налил водки и, дав ему немного очухаться, заставил написать два письма в прокуратуру. Вранья в них было немного: опускалась предыстория появления бандитов в квартире и утверждалось, что пистолет Фролов отобрал у Максима. Были указаны и полные паспортные данные Семена — их Казначей подсмотрел, пока тот валялся пьяный.
— Закончил? Теперь перепиши еще три раза, чтобы крепко запомнить. На допросах будешь говорить именно так.
— У меня память хорошая.
— Тренировка не помешает. Когда пишешь — лучше запоминается, нас комбат так учил…
Будущее не казалось Казначею особенно страшным. Надо прятаться до тех пор, пока Фролова не осудят, а потом о нем, Артеме Казначееве, все забудут. В том, что Семен попадется, и попадется достаточно скоро, вполне возможно — прямо на городском вокзале, он не сомневался. Версия, изложенная в письме, должна устроить следствие. Пусть Перекатников меняет показания, пусть Вера несет любую околесицу — по фигу. Лишь бы Фролов выдержал, не признался в налете на магазин. Но не полный же он кретин, должен молчать, как бы его ни давили. В конце концов, и «магазинную» тему могут списать на покойного Макса. Казначей искренне верил, что так обычно и делается. Кто станет искать подлинного виновника, если есть
