пяток на носки. Не отводя от него взгляда, Казарин потянулся к тумбочке, где должен был лежать револьвер. Актер усмехнулся, и Рома опустил руку.
— Кто ты?
Роман уже знал ответ. Он видел это лицо. долю секунды, боковым зрением, перед тем как в коридоре локтионовской квартиры на голову его обрушился удар.
— Я так и знал, — кивнул Актер, прочитав его мысли. — Старею. Утратил былую квалификацию. Эх, посмотрел бы ты на меня лет десять назад!
— Я ничего не сказал ментам.
— Это уже не играет роли.
— И не скажу…
— Я знаю.
— Что вы хотите? Деньги?
— Расскажи, о чем тебя спрашивали. Подробно.
— У меня есть деньги, шесть тысяч. И еще могу достать…
— Мне не нужны твои деньги.
— Вы пришли меня убить?! — Рома подтянул ноги к животу.
Актер молчал.
— Зачем мне что-то говорить, если вы меня все равно убьете?
— Затем, Рома, что жизнь нужно прожить так, чтобы, умирая, не было мучительно больно.
— Я ничего не скажу!
О том, чтобы напасть, Казарин даже не думал. Ему хотелось накрыться с головой одеялом и плакать.
В следующий миг сильные руки сбросили его с кровати, перевернули на живот; в правое ухо медленно вошло что-то холодное, металлическое и острое.
Казарин обмочился.
— Хорошо, что ты вчера подрался. Все синяки спишут на эту драку. Ну, я слушаю!
Актер вогнал авторучку поглубже в ухо, и Казарин рассказал все.
— Ничего не забыл?
— Нет!
На обдумывание ситуации Актеру потребовалось меньше минуты. Он слез со спины Казарина, подошел к окну. Стоял к Роме спиной, провоцируя его. Казарин на провокацию не поддался.
— Значит, Волгин поверил тебе?
— Да. Но про вас я ничего не говорил.
— Вставай, возьми тряпку и вытри свое ссанье. Не рубашку, мудак, а тряпку! Что, в ванной их нет?
Под наблюдением Актера Рома выполнил приказание.
— В армии не служил? Оно и видно… Ладно, сойдет. Теперь садись к столу, возьми бумагу. Пиши: «Я, Казарин P.P., раскаявшись в совершенном мною убийстве Инны Локтионовой, решил добровольно уйти…»
У Казарина отказала рука.
— Я н-не могу! Отпустите меня, пожалуйста!
— Рома, — Актер вздохнул, — смоги, пожалуйста. Можно, конечно, обойтись и без письма. Я порежу тебя на куски и спущу в унитаз, ты станешь просто пропавшим без вести, а я все равно найду способ повесить это дело на тебя. Сам понимаешь, ничего личного, чистый бизнес. Мне нельзя в тюрьму.
— Д-давайте я лучше признаюсь, и меня посадят…
— Пиши.
Глядя сквозь туман. Рома закончил письмо.
— Число поставить не забудь. Да, внизу припиши, что оставляешь шесть тысяч баков, которые просишь передать своим родителям.
Актер боялся, что подруга, обнаружив труп, не растеряется и приберет деньги к рукам, что впоследствии может вызвать вопросы ментов. Если, конечно, кто-то начнет ковыряться и раскопает, с какой суммой Рома покинул Новозаветинск. Миллион к одному, что этого не будет, но кто знает?
— Ты единственный ребенок в семье?
— Да.
— Плохо…
В руке Казарина оказался «Таурус». Рома не понял, откуда взялся револьвер, так же как в следующее мгновение не понял, почему его рука вдруг изогнулась и холодный ствол револьвера коснулся правого уха.
Рядом с головой раздался негромкий, будничный щелчок — это ударно-спусковой механизм пришел в движение, поднимая курок.
Казарин не вспомнил ни одну из своих трехсот с лишним женщин.
Он ничего не вспомнил.
Стало темно…
9. Отставка
Волгин приехал в прокуратуру Южного района и нашел следователя, который «закрывал» Валета.
— Зуйко? Есть такой засранец. Он и у вас что-то замолотил?
— Да нет, вряд ли. Общие вопросы.
— Плохо. Отпускать его придется.
— Нет доказательств?
— С доказательствами как раз все нормально. Его под залог выпускают, в десять тысяч рублей.
— За бандита — залог в пятьсот баксов?
— Он не бандит, а временно не работающий. У него болят почки, и жена на втором месяце беременности.
— На втором? Так он же сидит больше двух! Следователь пожал плечами.
— И когда его… того?
— Его «того» послезавтра. Так что если хочешь поговорить, то спеши. Он, кстати, наверняка знает от адвоката, что вопрос решен.
— Дело дашь полистать?
— Не дам, на проверке оно. Но там и смотреть-то нечего. Был на дискотеке, зацепил девчонку. Слегка подпоил и трахнул в своей машине. В извращенной форме, дважды. Платье порвал, нос разбил. Хорошо разбил, с переломом. Потом отвез домой и дал тридцать баксов. Это с его слов. Она отрицает.
— А мошенничество откуда взялось? Баксы фальшивыми оказались?
— Нет, я ж говорю, их вообще не нашли. На следующий день, за пять минут до того, как его опера наши повязали, он в ларек фальшивую пятисотрублевку толкнул. Сам понимаешь, у него на воле друзья остались. С ларечником разобрались, с девчонкой,, видать, поговорили. Она теперь хвостом крутит, допросить заново надо, но две недели дозвониться не могу. Ну и плюс к этому — почки ему подлечить надо и с женой разобраться. Вот и решили отпустить, — следователь пожал плечами. — Я был против. Так что если успеешь что-то на него накопать — буду рад. Успеешь? Наши опера не чешутся.
— Не успею.
— Значит, отпустим. Сволочь он! Я-то надеялся: если до суда в камере продержу, то хоть три-четыре года получит реальных. Теперь, сам понимаешь, отделается условно.
— Такие долго не живут.
— Пока толстый сохнет, тощий сдохнет. Хоть настроение ему испорти напоследок, что ли…
Испортить Зуйко настроение было сложно. Коротко стриженый бугай в дорогущем «Адидасе» с недоумением посмотрел на Волгина:
— Чего-то я тебя не знаю. Ты кто такой?
— Неправильный вопрос. Женя. Не так надо спрашивать. Правильный вопрос: ты чьих будешь? Или, еще лучше: кто твоя «крыша»?
Комната для допросов в СИЗО мало отличалась от таковой в ИВС. Освещение похуже, вместо стульев —
