раньше времени. Чтобы убедиться, дома ли она, я сказал ей, что заказал для неё экзотическое растение, и его доставят к ней домой в тот самый день.
Наконец, я прыгнул в такси поехал в Бруклин. Чем дальше я ехал, тем темнее становились районы. Когда мы приехали, оказалось, что она жила в подвальной квартире в достаточно неблагоприятном районе. Я постучал в дверь, весь в волнении, она открыла мне абсолютно разбитая и в ужасном похмелье. Она чувствовала себя плохо и выглядела также, и, конечно, не светилась от радости по случаю моего незапланированного приезда. Она впустила меня и снова легла в кровать, я бросился к ней. Мы занялись любовью, но это было отнюдь не волшебным ощущением.
Потом мы вместе пошли в душ. Я посмотрел вниз, увидел её руки, и моё сердце содрогнулось. У неё были сумасшедшие чёрно-синие следы от уколов. Я знал, что она пила и раньше была рэйвером, но я ничего не знал о том, что она употребляла кокаин и от случая к случаю не отказывалась от героина. Я был опустошён, не потому что разочаровался в ней, а оттого, что понял, что человек, в которого я влюблён, больной наркоман. И её душа, возможно, обречена на несчастную жизнь, состоящую из поиска наркотиков и постоянного разбитого состояния. Йоханна увидела выражение моих глаз и была опечалена тем, что её раскрыли. Она прекрасно понимала, что никакой парень с трезвым рассудком не станет встречаться с девушкой, которая сидела на кокаине.
Я был один на один со своими чувствами. Всё было прекрасно понятно. Я точно знал, что именно чувствовал, я не был запутан, омрачён или поставлен в тупик. Я понимал, что ни одно из моих чувств не ослабло, но, возможно, мне придётся потерять того, кого я по-настоящему люблю. Я не хотел убегать от Йоханны, но знал, что наркотическая зависимость была настолько сильной, что я должен был, если понадобится, отпустить от себя человека, в которого совсем недавно влюбился.
Мы пошли прогуляться по Бруклину, и остановились выпить кофе. В тот день ей исполнилось двадцать четыре, и она выглядела очень нездорово с впалыми налитыми кровью глазами и болезненной бледностью.
— Значит между нами всё кончено? — спросила она меня.
— Я так не думаю, — ответил я, — я всё ещё люблю тебя. Я не знаю, возможно ли нам быть вместе, но я не брошу тебя из-за этого.
Я думаю, она была тронута этими словами. Затем мы поехал на Манхэттэн, и я подарил ей некоторые подарки. Следующей ночью мне нужно было лететь домой. Когда я уезжал, я пожелал ей удачи и сказал, что надеюсь, она найдёт способ разобраться со своей проблемой. Я вернулся в Голливуд работать. Ничего не говоря мне, Йоханна начала ходить на собрания и постепенно очищаться.
А в студии дела шли хорошо, но одна песня, очень важная для меня, была менее важна для остальных. Это была Californication. Всякий раз, когда я предлагал её, все говорили:
— Мы записали двадцать пять других песен. Нам не нужна ещё одна.
— Нет, нам нужна именно эта, — убеждал я, — это основа всего альбома. Это лучшие стихи, которые я написал за последнее время. Нужно её записать.
Я не отступал. Я продолжал говорить Джону, что нужно её закончить. Тем временем, время записи подходило к концу, у нас оставалось всего несколько дней на запись основных треков. В последние минуты записи Джон ворвался в студию с новой гитарой за тридцать тысяч долларов, полуакустической «White Falcon». Он сказал:
— Есть! Я доделал Californication!
Он сел и сыграл эту невероятно редкую, но одновременно с этим запоминающуюся комбинацию нот. Это отличалось от нашего подхода к песням, и я не ощущал в ней вокальной мелодии. Затем он начал петь, и это было пределом моих высоких частот, но я справился. Он показал песню Фли и Чеду, мы сыграли её пару раз и записали. Осознание того, что эта песня не попала в мусорную корзину, как Quixotic elixir и некоторые другие, с которыми у меня были связаны большие надежды, дарило сильное чувство облегчения и вознаграждения.
Из Californication:
Одной из причин, почему я всё-таки смог спеть Californication, было то, что брал вокальные уроки у удивительного преподавателя Рона Андерсона. В разное время я пробовал заниматься со многими учителями вокала. Перед «Mother's Milk», меня учила вокалу сумасшедшая блондинка из Австрии, которая была известна тем, что работала с Акселем Роузом перед альбомом «Appetite For Destruction». Весь её метод заключался в том, чтобы стоять на одном месте и определённым образом нажимать на свой живот. Это мне не очень нравилось, потому что я постоянно прыгал и бегал по сцене.
В период «Blood Sugar», я взял несколько уроков у преподавателя Майкла Джексона, но он мне не понравился, и я бросил после двух занятий. Для «One Hot Minute» я занимался с приятным парнем, который
