Поэт Б. Куликов, друживший с Астафьевым, перед своей смертью заявил в открытом письме к нему: «Признаться, я не верю, что вы напишете правдивый рассказ о Сталинграде, коли не перемените своих взглядов на русский народ (по вашему, …он «дегенерат»), на русскую армию, на русских военачальников» (Дн.1993.№ 16). Это предсказание оправдалось. В неистовом стремлении изобразить самую что ни на есть сермяжную правду Астафьев использовал в романе словечки, которые слышали и Пушкин, и Гоголь, и Достоевский, и Л. Толстой, и Чехов, и Горький, и Шолохов, но которые не считали нужным вводить их ни в речь персонажей, ни тем более в авторское повествование. Н. Бурляев отметил в своем дневнике: «Минут 15 мы беседовали с Астафьевым один на один. Говорил он, часто пересыпая речь крепкими выражениями» (Нс. 2000.№ 1. С.207). Порывая с благородной традицией русской литературы, Астафьев пошел по пути писателей, которые не могут обходиться без непристойных словечек. Тяжко знакомиться с его книгой, больно за автора, за фронтовиков, за читателей.
Но несправедливо приравнивать его к Владимову, который в напечатанной в «Общей газете» статье (2001. № 30) воспылал фальшивой заботой о нем. Различие их состоит не только в силе художественного дара, но и в самом мировосприятии. Когда читаешь даже последние произведения Астафьева, где подчас непростительная злость окрашивает изображаемую жизнь, все же чувствуешь, что это писал запутавшийся человек, изрыгающий хулу на Россию, но не порвавший с нею свою кровную связь. Он, как и Распутин, Белов, Бондарев, чуждый для либералов человек, не мог бы жить вне Родины. Иное у Владимова: его тощие художественные способности в сочетании с оторванностью от коренных проблем нашей жизни выдают человека, потерявшего национальную русскую почву.
Глава 9. Какая война была в 1941–1945 годы?
Раньше привычно писали, что «борьба с фашистским агрессором была не борьбой наций, а именно классовой борьбой, борьбой двух социальных систем, борьбой противоположных идеологий». На самом деле фашизм и социализм столкнулись тогда в смертельной схватке, воевали не только армии, но и антагонистические социальные системы, несовместимые экономические и политические идеологии. После совещания у Гитлера 30.03.1941 г. Гальдер записал: «Наши задачи в России: разбить вооруженные силы, уничтожить государство… Борьба двух идеологий… Огромная опасность коммунизма для будущего… Коммунист никогда не был и никогда не станет нашим товарищем Речь идет о борьбе на уничтожение» (Т.2. С.81). Война с фашизмом была политической борьбой. С. Кара-Мурза поражался неискренностью «белых идеологов», которые «притворяются, что не понимают простых, всем известных вещей. Вот Б. Бондаренко излагает общий для всех них тезис: «Я считаю ту великую Победу не красной победой, а Отечественной Победой… Победила там, на полях сражений, не красная Россия, а русская Россия». Если это говорится искренне, то перед нами тяжелый случай группового отказа мыслительного аппарата — и у немалой группы…Если же речь идет о войне, когда стреляют твердыми пулями, то Отечество воплощено в конкретно-исторические формы, и противопоставлять дух этим формам просто глупо. Белые непрерывно проклинают советскую индустриализацию — а Отечественную Победу любят. Но ведь и ежу ясно, что без индустриализации и коллективизации этой победы быть бы не могло» (Зв.2000.№ 30).
Б. Васильев заявил: «фашисты — это одно, немцы совсем другое» (ЛгЛ1–17.09.2002). И другие авторы осуждают людей, которые «до сих пор не разделяют немецкий народ (солдат) и фашистских главарей, заставивших этот народ воевать против СССР. А смешивать их в одно целое нельзя, об этом еще в дни войны предупреждал И. Сталин» (Тж.22.02.01). Он на самом деле отделял немецкий народ от правителей. 3.07.1941 г. Сталин говорил: «В этой великой войне мы будем иметь верных союзников… в том числе в лице германского народа» порабощенного гитлеровскими заправилами». 23.02.1942 г. он подчеркнул: «Было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством». Кое-кто считает, что «очень многие, если не большинство, в немецкой армии, чувствуя несправедливость войны, были нашими врагами по принуждению» (Тж.22.02.01). Не все немцы одобряли решение Гитлера напасть на СССР. 22.06.1941 г. Геббельс зафиксировал в дневнике: «У нас в народе несколько подавленное настроение» (Вж.1997.№ 4. G37), Но в 1941–1943 тт. подавляющее большинство немцев жаждало победы над СССР. Даже попав в окружение, немецкие солдаты сражались до последней возможности. И это только по принуждению? Нередко читаешь: «Мы воевали не с немецким народом, мы воевали с фашистами и их приспешниками» (СР.20.02.01). Сколько было их тогда? Многие миллионы? Были ли они или не были частью немецкого народа? В начале войны кое у кого из советских людей возникли иллюзии о том, что немецкие рабочие и крестьяне, «порабощенные гитлеровскими заправилами», не станут поддерживать фашистскую верхушку и перейдут на сторону СССР. В повести Е. Носова «Усвятские шлемоносцы» (1977) лектор внушал нашим крестьянам, что «немецкие солдаты, такие же, как и мы с вами, простые труженики», «никак не заинтересованы воевать против нас, своих же братьев», они «повернут штыки против своих хозяев». Война быстро развеяла эти наивные надежды.
В августе 1943 г. во время наступления на Ельню мы взяли в плен немецкого ефрейтора. Он, бывший рабочий, согласился с тем, что война для него закончилась, но на вопрос: «Гитлер капут?» (его трижды повторили) не проронил ни. слова. В повести Б. Васильева «В списках не значился» молодой офицер Плужников, пожалев, отпустил взятого в плен немецкого солдата, рабочего, отца троих детей, а он потом убил хромоногую беременную Мирру. В повести Э. Казакевича «Звезда» разведчики под командованием лейтенанта Травкина, действуя в немецком тылу, взяли в плен немецкого солдата, от него узнали важные сведения о танковой дивизии «Викинг». Немец до войны был рабочим. «Травкин с младенческих лет был воспитан в любви и уважении к рабочим людям, но этого наборщика из Лейпцига надо было убить». Такова жестокая суть войны, оставишь его в живых — подставишь под удар весь отряд. Война была противоестественна нашему человеку, трагизм заключался и в том, что вопреки своей гуманистической сути он вынужден был убивать.
Война стала по своему зловещему смыслу огромной трагедией, принесла людям неимоверные страдания, уничтожала и уродовала их физически, противостояла их личному счастью, разрушала их домашний очаг, лишала их родных и близких. Народная трагедия складывалась из многих тысяч личных трагедий. У человека не было права уйти в сторону, сделать вид, что война тебя не касается. Тогда было очень трудно везде — и на фронте, и в тылу. В пору военных потрясений солдат становился на самую грань жизни и смерти, отрешался от всего обыденного, взвешивал свои поступки на самых высоких нравственных весах; он всем своим существом чувствовал нерасторжимую слитность своей судьбы с судьбой Родины. Глубокое понимание правоты нашей священной борьбы с врагом давало ему силы преодолевать немыслимые в мирных условиях трудности, вдохновляло его на подвиги. На фронте он ставился в такие обстоятельства, что у него было только два решения: либо, героически сражаясь, победить врага, либо, струсив, предать свой народ, а третьего пути не было.
Считая Великую Отечественную войну политической, нельзя не учитывать того, что огромную роль в ней играл национально-государственный, геополитический фактор. Писатель Б. Кондратьев говорил: «… воевали мы за Отечество, за Россию. Мне вообще думается, что идеология не играла особой роли на войне. Что такое двадцать четыре года в тысячелетней истории народа… Извечная, передающаяся в генах любовь народа к своей Родине — вот истоки нашей победы» (Км.1990.№ 7. С.124). О всенародном сопротивлении наших людей врагу свидетельствовало то, что в 1942 г. около 10 % своих сухопутных сил германское командование использовало для борьбы с партизанами, а в 1943 г. на эти цели оттянуло более 25 дивизий. Г. Попов писал: «Стало ясно, что речь идет о судьбе русского народа, о судьбе России как таковой. Битва идет не за или против советской власти в России, а за саму Россию, за ее независимость, за право иметь свое государство, свою культуру, свой язык» (Мк.20.11.2001). На самом деле война велась и за Россию, и за советскую власть, она была отечественной и в то же время политической. В статье «Чудо Сталинграда», опубликованной 7.10. 1942 г. в социал-демократическом журнале «Новый путь», который издавался за рубежом под редакцией одного из лидеров русских меньшевиков Ф. Дана, говорилось: «Ничего нельзя понять в этом чуде, если закрыть глаза на тот факт, что при всех своих падениях, срывах, ошибках и даже преступлениях, революция, начавшаяся четверть века тому назад, вошла в плоть и кровь народных масс; что при всех невзгодах, лишениях, страданиях… она дала им какие-то достижения, и, быть может, еще больше — какие-то надежды, за которые массы держатся всеми фибрами души, которые в их глазах
