повториться. Однако кто это знает? И кому тот, кто это знает, уступит место в полдень или на закате, и кто ему придет на смену и завтра и потом, и будет ли знать тот, кто придет, то, что знают тот или этот? Кто знает?
Ведь всякий Модест знаком с прочими Модестами только понаслышке, равно как и всякий Лукич ведает о существовании иных Лукичей исключительно из уст всевозможных Модестов с Митрофановичами. Так тут все устроено. Пока так. Однако живут же Модест Митрофанович с Василием Лукичом, и ничего – дышат, справляются.
Оставим их всех в покое. Во избежание заворота мозгов предоставим каждого самому себе. Возникли, справили бал – и исчезли в декорациях жизни с тем, чтобы снова возродиться при сходных условиях. О, неисповедимы эксперименты Главного Лаборанта над нами, мнящими себя великими экспериментаторами!
Размышляя над этим без печали в компании близких друзей и замечательного марочного вина одиннадцатилетней выдержки, мы приходим к выводу, что при таком положении вещей правомерно допустить, что в свое время жил-был не только этот К. Маркс, но и тот, кому все это сильно не нравилось. И вообще, господа, кроме шуток, а был ли Маркс марксистом? Один из нас, кто разбирается, тут же втолковывает честному собранию, что вся наша так называемая сознательность имеет мощную химическую подоплеку, и с этим по-трезвому не особо поспоришь. Да вы сами знаете.
И вот незабвенная тетя Гера приносит нам на увитый виноградом балкон, с которого видно море, наконец тарелку с брынзой и говорит:
– Мальчики, я вам так скажу. Мы до войны думали, что Карл Маркс и Фрида Энгельс – это муж и жена. А это оказались четыре разных человека.
Лучше не скажешь.
Занавес.
Лев Гольдберг (Молдова)
Всегда отыщется герой…

Валентин Крапива
Одесский тур-де-форс
Если вы молоды, вам вряд ли что-то говорит имя Макс Линдер. По правде говоря, сначала этот молодой человек и не был Максом Линдером. Звали его Габриэль Левьель, и вся его семья занималась вином во Франции. Я там не был и не знаю, что значит во Франции «заниматься вином»: может быть, они его изготовляли, может, продавали, но, скорее всего, просто пили. Последним занимается половина французов, поэтому молодой человек решил поискать что-нибудь пооригинальней и пошел в артисты. В парижских театрах тогда как раз вакансий не было, а вот в кинематографе – полно. «Приходите завтра, – сказали ему в фирме «Патэ». – Только костюм – ваш».
Хорошенькое дело! Где взять провинциалу в Париже приличный костюм? Он пошел к одному знакомому и начал издалека – с кепи. «Кепи мне самому завтра нужно, – сказал знакомый, – возьми цилиндр». Это была уже почти катастрофа, потому что под цилиндр нужно было искать фрак. Но вы будете смеяться – фрак нашелся.
И вот утром Габриэль пришел на студию, и когда режиссер его увидел, то чуть не упал со стула: «У нас комедия. Мы хотели снимать тебя в роли оборванца, который ворует у цветочницы букет. Оборванец во фраке – это кино для психушки. Но сегодня надо все закончить. Иди уже что-нибудь делай!»
Тогда фильмы снимали два дня, если съемки затягивались на три, это уже грозило убытками. Сняли как было. Через несколько дней лента попала в кинотеатры, и… такого успеха тот кинематограф еще не знал. Чаплин, Бестер Китон, Пат и Паташон – они все играли оборванцев. Но, как известно, кино в основном обожали дамочки. Какая из них будет млеть при виде бродяги?! А вот кавалер во фраке, в цилиндре да еще с д’артаньяновскими усиками – это был, как говорят в Одессе, «фураж», – хотя французы так красиво выражаться стесняются и говорят «фурор».
За пару лет молодой человек стал настолько популярен, что пришлось подумать о псевдониме. Так появился Макс Линдер.
Что вам сказать – если бы не он, мировая кинокомедия была бы совсем другой. Он был фантастически популярен. Чарли Чаплин называл его своим учителем. Европа сходила с ума. Мужчины, мечтавшие об успехе у дам, одевались а-ля Линдер.
Так вот, в 1913 году Макс Линдер приехал на гастроли в Петербург, потом был Киев. И тогда владельцы семи самых шикарных кинотеатров Одессы собрались на совет и решили послать в Киев самого уважаемого из них – мсье Полонского, чтобы заполучить Макса Линдера в Одессу хоть на денек. И дураку ясно, что если бы это удалось, то прибыль от киносеансов можно было бы не считать, а только складывать в ящик.
– Мсье Полонский, предлагайте ему любые деньги, – больше других суетился молодой Берчик Беркович. – Конечно, в разумных границах…
Мсье Полонский таки умел делать дела. Через три дня он приехал и шепотом доложил: «Едет!» Но так устроена Одесса: что сказано шепотом, знает весь город. Через несколько часов не было уже ни одного человека, который бы не готовился встречать французскую знаменитость. Парикмахерские перешли на трехсменный режим завивки и укладки, мануфактурные магазины опустели, а вот как раз портные переселились в свои мастерские, чтобы обмерить и обшить все талии города.
И вдруг вечером накануне приезда звезды экрана Полонский получил страшную телеграмму: «15-го Линдер быть не может. Рассматриваются варианты». Такой «фетяски», как говорят в Одессе, не ожидал никто, – хотя французы в таких случаях стесняются выражаться столь интеллигентно и говорят «фиаско». Но вы же знаете: надежда умирает последней, тем более что уложенные головки уже выглядели как кукольные, а платья по последним парижским фасонам сидели как влитые.
15-го с утра привокзальная площадь была забита. Счастливчики проникли в здание городского суда и висели на окнах с биноклями. Те, кто все-таки поверил вести «он не приедет», все равно пришли, но не спозаранку, – и были наказаны: на Ришельевской их зажало между пожарной управой и вновь прибывающим народонаселением. Однако самые непоколебимые ждали на перроне. Теснимые полицией, они вглядывались в даль: не вьется ли дымок паровоза? То, что в толпе был и Берчик Беркович, не должно нас удивлять – молодость наивна. Странно, что метрах в трех от него колыхался котелок мсье Полонского.
– Мсье Полонский, что вы здесь делаете, что? – через головы поинтересовался Берчик.
– Ой, я даже не знаю. Сегодня ночью меня что-то как подтолкнуло…
Но в этот момент подкатил поезд из Киева, и удивленные пассажиры стали с трудом пробиваться к выходу. Из вагона класса «люкс» вышла, увы, только какая-то дряхлая дама с тремя собачками, но ни одна из них, сколько встречающие ни вглядывались, не была похожа на Макса Линдера.
Тут можно было бы ставить точку и отправляться по домам. Полиция уже вздохнула с облегчением. И вдруг в глубине вагонного проема появился цилиндр, потом рука в белой лайке с бамбуковой тросточкой и, наконец, знаменитые усики, лишившие покоя Европу. Это был Он!!! По перрону прокатился стон, стон