скоростью бегут трое монахов, и юноша понял, что у него осталось совсем немного времени.
– Тебе не спастись, – пообещал Эрик.
– А я и не пытаюсь, – ответил Казио.
А потом – как учил его з'Акатто всего несколько дней назад – он, подобно копью, устремился вперед, и его тело распласталось почти параллельно земле. Глаза Эрика широко раскрылись, он попытался защититься, но было уже слишком поздно. Острие Каспатора ударило ему в зубы, но удар оказался невероятно сильным, поскольку все тело Казио было устремлено вперед. Зубы разлетелись осколками, острие пронзило язык и вошло в мозг. Эрик успел лишь удивленно моргнуть, словно потрясенный собственной смертью.
– З'остато, – заключил Казио.
Он едва успел коснуться земли, как кто-то бросился на него сзади, поймав в борцовский захват. Казалось, вокруг шеи сомкнулся железный ошейник. Затем его поставили на ноги, и Казио увидел, что он окружен со всех сторон. Один из стоявших в круге был человеком в одежде дворянина.
– Это было великолепно, – сообщил тот. – Теперь мы не сомневаемся, что ты настоящий воин. Но нам потребуются новые священник и особа королевской крови. С моей женой произошел несчастный случай.
Казио посмотрел в сторону кургана и увидел, что женщина каким-то образом сорвалась с колоды и петля затянулась вокруг ее шеи. Казио надеялся, что не он явился причиной смерти несчастной.
– Понимаешь ли, нам необходимо повесить всех вас одновременно, – сказал дворянин.
Казио плюнул ему в лицо.
– Ты собирался принести в жертву свою жену, бешеный пес?
Мужчина равнодушно вытер лицо.
– О да, я готов принести в жертву гораздо большее, чтобы вызвать к жизни этот храмовый путь, – сказал он и неожиданно с горечью рассмеялся. – Наверное, у меня нет другого выхода – для поисков сына не осталось времени, так что я остался здесь единственным, в ком течет королевская кровь.
– Вовсе нет, – раздался знакомый голос – Здесь есть и другие с благородной кровью.
Все повернулись на голос, и Казио увидел Энни, стоящую на опушке леса. Никогда прежде Казио не слышал таких повелительных ноток в ее речи.
– Я – Энни Отважная, – сказала она, – дочь императора Кротении, герцогиня Ровийская. Я приказываю вам всем сложить оружие и освободить этих людей, в противном случае, клянусь святой Цер мстительницей, вы умрете.
Прошло несколько мгновений, в течение которых на поляне царила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием костра и стонами умирающих. Затем стоявший рядом с Казио дворянин коротко рассмеялся.
– Ты! – воскликнул он. – Знаешь, я искал тебя повсюду. Мне пришлось уничтожить целый монастырь. Мои люди сказали, что ты мертва – а теперь ты сама пришла ко мне. Поразительно. Иди сюда, девочка, поцелуй нас.
– Ты не смеешь надо мной насмехаться, – спокойно проговорила Энни. – Не смеешь.
– Полагаю, что смею, – усмехнулся он.
Энни сделала несколько шагов вперед.
– Ты – отец Родерика, – сказала она.
Какая-то ее часть дрожала от ужаса, но ей вдруг показалось, что эта часть исчезает, тает, словно снег весной.
– Конечно. Отец Родерика и его ханзейские рыцари. И зачем же ты преследовал меня повсюду, герцог Данмрога? Какой страх гнал тебя за мной?
– Не страх, – ответил герцог. – Я лишь выполнял волю моего повелителя.
– Какого повелителя? Какой повелитель приказал меня убить?
– Как глупо с твоей стороны думать, что я когда-нибудь его назову, – сказал Данмрог.
– Глуп мужчина, который не спрашивает у своего повелителя, почему тот боится одной девушки, – презрительно бросила Энни.
Она вдруг почувствовала присутствие болезни, пульсирующую в лихорадке землю, что-то медленно поворачивающееся, открывающее один глаз. Так уже было однажды, когда она вместе с Острой убегала от рыцарей и попала в город мертвых, но сейчас ощущения заметно усилились. Она сделала глубокий вдох, чувствуя, как они нарастают в ней.
– Он боится лишь королевы Эслена, – сказал Данмрог, но теперь его голос прозвучал неуверенно.
– Нет, – прошептала Энни. – Как и все люди, он боится тени луны.
Она сделала еще один вдох и ощутила, как воздух в ее легких превращается в черное, тягучее масло.
– Повесить ее! – приказал Данмрог.
Энни выдохнула – и ощутила, как Червь поднимается по ее ногам и течет сквозь нее. Данмрог завизжал, как ребенок в истерике, но Энни не остановилась.
Она послала его вперед – сквозь монахов, сквозь людей в доспехах – и услышала свой безумный смех.
Данмрог согнулся, и его вырвало кровью. Некоторые монахи двинулись к ней, но казалось, им навстречу
