Мюриель встала с колен и сняла теплый плащ, оставшись в платье из черной сафнийской парчи. Ее волосы цвета воронова крыла сливались с чернотой ткани, и бледное лицо, казалось, парило в темноте. У Нейла перехватило дыхание. Королева была ослепительно прекрасна, и годы оказались не властны над ее красотой, но не оттого сжалось сердце Нейла – на одно короткое мгновение она напомнила ему другую женщину.
Он отвернулся и стал вглядываться в черные тени. Королева двинулась вперед по коридору.
– Если позволите, ваше величество, – быстро проговорил Нейл, – я пойду перед вами.
Она заколебалась.
– Вы мой слуга, и родные моего мужа будут считать вас таковым. Вы должны идти за мной.
– Миледи, если впереди засада…
– Мне придется рискнуть, – ответила королева.
Они двинулись по коридору, украшенному панелями с барельефами, где были изображены подвиги представителей дома Отважных. Королева шла медленно, опустив голову, и ее шаги наполняли коридор звонким эхом, четко различимым даже сквозь стук града по черепичной крыше.
Коридор вывел их в большой зал со сводчатым потолком, и Нейл увидел длинный накрытый стол, на котором стояли тридцать хрустальных бокалов с красным, точно кровь, вином. Королева прошла вдоль стульев, нашла нужный и села. Взгляд ее был прикован к напитку.
Снаружи стонал ветер.
Медленно текли минуты, а потом раздался удар колокола, затем другой. Всего двенадцать. И когда пробило полночь, королева выпила вино.
Нейл почувствовал мимолетное движение воздуха, легкий холодок. Комнату наполнил приглушенный шум.
Затем королева заговорила, и ее голос звучал глубже и грубее, чем обычно. У Нейла волосы на затылке зашевелились.
– Мюриель, – сказала она. – Моя королева.
А затем, словно отвечая самой себе, произнесла уже собственным голосом:
– Эррен, моя подруга.
– Твоя слуга, – поправил более глубокий голос. – Как ты? Я подвела тебя?
– Я жива, – ответила Мюриель. – Твоя жертва не была напрасной.
– Но твои дочери здесь, в царстве праха.
Сердце Нейла учащенно забилось: он запоздало заметил, что, не отдавая себе в том отчета, сделал несколько шагов и теперь оказался стоящим около одного из стульев, глядя в бокал с вином.
– Все?
– Нет. Но Фастия здесь. И милая Элсени. Они в саванах, Мюриель. Я подвела их – и тебя.
– Нас предали, – ответила Мюриель. – Ты сделала все, что могла, отдала все, что имела. Я не могу тебя винить. Но я должна знать, что с Энни.
– Энни… – Голос стих. – Мы забываем, Мюриель. Мертвые забывают. Это похоже на тучу или туман, который с каждым днем поглощает нас все больше и больше. Энни…
– Моя младшая дочь. Энни. Я отправила ее в монастырь Святой Цер, но не получила оттуда никаких известий. Я должна знать, нашли ли ее там убийцы.
– Твой муж мертв, – ответила Эррен. – Он спит не здесь, но говорит с нами издалека. Его голос очень слаб и полон грусти. Он одинок. Он очень тебя любил.
– Уильям? Ты можешь с ним разговаривать?
– Он слишком далеко и не в силах найти сюда дорогу. Тропы окутаны мраком. Весь мир окутан мраком, а ветер набирает мощь.
– Но Энни… ты не слышишь ее шепота?
– Я ее вспомнила, – проговорила Эррен. – Огненные волосы. Вечные проказы. Твоя любимица.
– Она жива, Эррен? Я должна знать.
Воцарилось молчание, и Нейл обнаружил, что держит в руках бокал с вином. Ответ Эррен донесся до него словно издалека.
– Думаю, она жива. Здесь так холодно, Мюриель…
Они говорили о чем-то еще, но Нейл их не слышал, он поднес напиток к губам и сделал глоток. Поставил бокал на стол и проглотил горькое вино. Он не сводил глаз с остатков напитка, поверхность которого успокоилась и превратилась в красное зеркало. Он увидел в нем себя – волевой подбородок, доставшийся ему от отца, свои черты… Только голубые глаза казались черными провалами, а пшеничные волосы приобрели красный оттенок, словно он смотрел на портрет, написанный кровью.
Затем кто-то появился у него за спиной, и на плечо ему легла рука.
– Не оборачивайся, – прошептал женский голос.
– Фастия?
Теперь он увидел в алом зеркале ее лицо вместо своего и ощутил запах лаванды.
