— Я собиралась принять ванну, — ответила Адриана и вынула из волос гребень, черные волосы рассыпались по плечам. — Что-то важное?
Креси пожала плечами:
— Я просто пришла поздравить тебя с днем рождения.
Удивление на лице Адрианы сменилось улыбкой.
— Правда? А я и забыла. Сколько же мне? Тридцать два?
— А выглядишь моложе.
— Ты очень любезна, но я чувствую все свои прожитые годы.
— По виду не скажешь, — пробормотала Креси. — Вот, это тебе. — Она протянула Адриане маленький сверток.
— Вероника! Ну что за глупости!
— Просто возьми, пожалуйста, и не надо так истерически протестовать.
Адриана взяла сверток, развернула и от удивления лишилась дара речи. У нее перехватило горло.
— Это… это мой самый первый научный трактат, я написала его, когда мне было восемнадцать.
— Все верно, сеньор ла Монте.
— Под женским именем они бы никогда его не опубликовали, — смущенно призналась Адриана. — Где ты его раздобыла?
— В библиотеке Санкт-Петербурга, где же еще.
— Но зачем?
Креси подошла к ней вплотную и пристально посмотрела ей в лицо:
— Чтобы напомнить тебе, Адриана, кто ты есть.
Дрожь пробежала по телу Адрианы, на глаза навернулись слезы.
— Вероника! — выдохнула она. — Это самый дорогой подарок, который я только могла пожелать. Как тебе удается угадывать мои самые сокровенные желания?
— К сожалению, мне не всегда это удается. На этот раз повезло.
— Спасибо тебе большое. — Адриана открыла книгу и перелистнула несколько страниц, улыбнувшись предложениям, составлять которые она почти разучилась. — Спасибо тебе большое, — повторила она.
— Не за что.
— Как обстановка? — спросила Адриана, с нежностью закрыв книжку.
— Неприятностей нет, если ты это имеешь в виду. Твои студенты жаждут видеть тебя, но понимают, что тебе нужно оправиться от тяжелых испытаний.
— Эркюль?
— Как нельзя лучше, если учесть, что он в течение одного месяца потерял и любовницу, и жену. Но в нем все еще теплится жизнь. В нем все еще есть силы. Он все еще Эркюль.
— Я не должна была позволять нашему роману тянуться так долго, — чуть слышно произнесла Адриана. — Он не заслуживает того, чтобы с ним так поступали.
Креси промолчала. Роман с Эркюлем был не самой удачной темой для разговора.
— А как идут поиски убийцы Ирины? — снова спросила Адриана.
— Я думаю, это дело рук ее тайного любовника, но вычислить, кто это может быть, никак не удается. — Креси помолчала. — Многие продолжают думать, что это я ее убила.
— Какая глупость.
— Даже Эркюль так думает, — добавила Креси.
— Зато я так не думаю, и никогда не думала, — сказала Адриана. — Надо найти убийцу и прекратить все эти разговоры.
— Разумеется. — Креси потупила взгляд и откашлялась. — Не буду мешать тебе, Адриана, принимать ванну. С днем рождения.
Адриана придержала ее за локоть и поцеловала в щеку:
— Спасибо, Вероника. Тебя есть за что любить.
Креси улыбнулась, в этот момент корабль качнуло, и она подхватила Адриану, не дав ей упасть.
— Мы снижаемся, — сказала Адриана. — Интересно почему.
— Сейчас выясню, — пообещала Креси.
— Подожди, — остановила ее Адриана, застегивая платье. — Я пойду с тобой.
Цесаревна Елизавета взвизгнула от восторга, когда мушкет в ее руках дернулся и выплюнул облачко черного дыма. Она пошатнулась, но глаз от вспышки пороха не закрыла, и прицел держала твердо. Она была дочерью царя Петра, и этим все сказано. Такая же горячая кровь текла в ее жилах.
Насколько метким оказался ее выстрел, судить было трудно. Одно из огромных животных упало, но в него было выпущено не менее сотни пуль, и одна достигла цели. Чья?
Елизавета не сомневалась, что это была именно ее пуля.
— Я убила его! — победно выкрикнула юная темноволосая красавица.
Адриана рассеянно поздравила цесаревну, все ее внимание было приковано к разыгравшейся внизу сцене. Корабли кружили на высоте нескольких десятков футов над землей, и до огромной туши бизона, казалось, можно было дотронуться рукой. Далее за горами, обрамлявшими Западное побережье Америки, земля была плоской, как доска, ни холмика, за которым могла бы спрятаться вражеская артиллерия. Воздушному кораблю не за что было зацепиться днищем и сесть на мель, но стада бизонов внушали страх и лишали чувства безопасности.
Адриана и раньше видела бизона, в вольере Людовика XIV, когда была любовницей короля. Тогда ее поразили размеры и свирепость дикого животного. Но она и представить не могла стада из тысячи бизонов; грохот копыт оглушал, казалось, бьют в барабан невероятных размеров, от дикого рева птицы пугались и меняли направление полета. Земля содрогалась, как при землетрясении, тонул в грохоте и реве не то, что выстрел ружья, сотни выстрелов.
Крайне возбужденная Елизавета, вскрикнув, выхватила у слуги заряженный мушкет и снова выстрелила.
— Бог создает странных, невиданной силы животных, не правда ли?! — раздался слева от Адрианы мужской голос. Мужчина тоже наблюдал за охотой и, хотя стоял всего в нескольких футах от нее, вынужден был кричать.
— Добрый день, отец Кастильо. Да, это Он умеет! — прокричала в ответ Адриана.
Иезуит ослепил ее улыбкой и смахнул упавшую на лоб седую прядь:
— Вот смотрю на вас и вижу ту маленькую девочку, что сидела на моих уроках математики. Какое бы задание я ни дал, эта девочка никогда не терялась и не пугалась, чувствовалось только внутреннее волнение.
Адриана не стала с ним спорить, хотя от его замечания вдруг ощутила себя легкомысленной девчонкой.
— Я что-то сказал не так. Если бы вы видели, как изменилось выражение вашего лица. Уверен, вы можете иногда позволить себе развлечься.
— Я не знаю, что я могу, и кто я есть. У меня нет времени, чтобы подумать об этом.
— Думаю, у вас есть время, чтобы вспомнить, за что вы боретесь? Разве этот прекрасный мир не заслуживает спасения?
С удивлением Адриана всматривалась в худое лицо иезуита, пытаясь найти там следы иронии.
— Вы это серьезно говорите? — спросила она. — Мне кажется, такие разговоры не в чести у иезуитов. Разве не к приходу царствия Божия вы должны меня готовить? А вместо этого вы призываете меня любить земной мир.
— А земной мир и есть царствие Божие, или одно из Его царств. Не могу поверить, что Господь создал этот мир исключительно для того, чтобы искушать нас соблазнами.
— И снова вы говорите не как истинный иезуит.
Отец Кастильо криво усмехнулся:
— Уверен, если бы я вынужден был сейчас вернуться в Рим, и открыл там рот, то в следующую же минуту меня изгнали бы из ордена.
