Порою блажь великая

Бен!

— Вы всегда сможете продать лес, — просто сказал Дрэгер.

— Правильно! — Ивенрайт углядел возможность отвоевать оставленные позиции. Взял Хэнка за локоть: — Вот потому я и говорю: на хер всю эту канитель. Лес вы всегда продать сумеете.

— Может быть…

— Черт, Хэнк, ну войди ж ты в разум… — Он сделал глубокий вдох, готовясь к новому штурму Хэнкова упрямства, но Дрэгер отрезал кратко:

— Что нам сказать жителям города?

Хэнк отвернулся от Ивенрайта. Было нечто в тоне Дрэгера, что разом стряхнуло с беседы всякий юмор.

— В каком таком смысле?

— Что сказать людям в городе? — повторил Дрэгер.

— Да мне вообще пофиг, что. Не понимаю…

— А вы осведомлены, Хэнк, о том, что «Тихоокеанский лес» принадлежит фирме из Сан-Франциско? А вы осведомлены о том, что за последний год в общей сложности девятьсот пятьдесят тысяч долларов чистого дохода утекли из вашего города?

— Не вижу, какое касательство…

— Это ваши друзья, Хэнк, ваши коллеги и соседи. Флойд рассказывал мне, что вы служили в Корее. — Тон Дрэгера оставался безмятежен. — Разве вы никогда не задумывались о том, что такой же верности, какую вы проявили за океаном, страна вправе ждать от вас и дома? Верности друзьям, соседям, которым угрожает внешний враг? Верность…

— Верность, блин… верность?

— Именно, Хэнк. Думаю, вы понимаете, о чем я говорю. — Умиротворяющее терпение в этом голосе было почти что месмерическим. — Я имею в виду основополагающую верность, истинный патриотизм, бескорыстие, чистосердечие, человечность, которые несомненно живы в вашей душе, даже если вы о них почти забыли. И когда вы видите товарища, попавшего в беду…

— Послушайте… Послушайте меня, мистер! — В голосе напряжение. Хэнк отодвинул Ивенрайта и наставил фонарик на аккуратное лицо Дрэгера. — Человечности во мне не меньше, чем в ком угодно, да и с верностью все пучком. И если б на нас русские наехали — я бы дрался до последней капли. И если б Калифорния вздумала Орегон захапать — я бы дрался за Орегон. Но если кто-то — Верзила Ньютон или Профсоюз Лесорубов, или еще кто — против меня, то я сам за себя! При таких раскладах я сам себе патриот. И мне в болт не уперлось любить кого-то как родного брата только потому, что он размахивает американским стягом и гундосит «Звездно-полосатый флаг»!

Дрэгер улыбнулся с грустью.

— А как насчет самопожертвования, этого истинного испытания для всякого патриота? Если вы действительно верите в то, что рассказываете о себе, то ваш патриотизм как-то мелковат, и это какая-то весьма своекорыстная верность…

— Да зовите как хотите, но по таким правилам я играю. Можете сказать моим друзьям-соседушкам, что у Хэнка Стэмпера каменное сердце. А можете сказать, что мне до них не больше дела, чем было им до меня, когда я вчера ночью валялся на полу в кабаке.

Двое мужчин неотрывно смотрели друг другу в глаза.

— Мы могли бы им это сказать, — ответил Дрэгер, по-прежнему печально улыбаясь Хэнку, — но мы оба знаем, что это будет неправдой.

— Ага, неправда ваша! — Ивенрайт выпрыгнул из своей сердитой задумчивости. — Потому что, черт возьми, вы всегда сможете продать лес!

— Господи всемогущий, да, Флойд! — Хэнк повернулся к Ивенрайту, в некотором облегчении от того, что снова есть на кого наорать. — Конечно, я могу продать лес. Но очнись и протри глаза! Употреби свою башку хоть как-то! Смотри! — Он выхватил фонарик у все еще хихикающего Джо Бена и ткнул светом во вздыбленную реку; черная вода вертелась воронкой вокруг луча, словно то была твердая жердь. — Посмотри на этот разгул! Посмотри! Всего один день дождя! И ты думаешь, я сумею удержать свои бревнышки целую такую зиму? Сейчас я тебе скажу кое-что, Флойд, старина, чтоб тебе не было мучительно больно за бесцельно потраченное время. Отчего твое безутешное сердце запоет и зачирикает. Мы элементарно можем не уложиться в сроки. Тебе такое не приходило в голову? Чтоб расплеваться — нам еще нужно собрать плот-другой. Еще три недели — и самая дерьмовая порубка на свете. Под конец мы переберемся в парк. Валить на склонах, валить вручную! как лет шестьдесят или семьдесят тому назад. Потому что притащить туда свои чокера и лебедки штат нам не позволит — боятся, что мы помнем их сраные горные хербарии! Три недели дождя и первобытных технологий — и мы вполне можем не успеть. Но мы будем пахать как лошади, правда, Джоби? А вы, ребята, можете постоять там и потрындеть про мужчин, женщин и детей, друзей, соседей и верность, и прочую муру до морковкина заговенья, стоять и гнать про то, как они зимой лишатся своих телевизоров, и что у них на обед… но, блин, скажу я вам, если они в принципе обедают, уж мы с Джо Беном и остальными будем точно ни при чем, и заслуга не наша: мы не играем в Санта Клауса! Потому что мне плевать на моих дружков и соседушек в этом городишке; как и им — на меня. — Он умолк. Порез на губе снова открылся, и Хэнк осторожно облизнулся. Какую-то секунду они стояли молча в шафрановом свете фонаря, ждали. Никто не смотрел друг на друга.

Потом Дрэгер молвил: «Пошли!» — а Флойд дополнил:

— Ага, туда, где осталось еще понятие о братстве, — и они направились в темноту по мосткам. Ивенрайт услышал за спиной новый раскат хохота — «Расконтрачить наш контракт, чтоб законтрачить ваш контракт, и чтоб мы могли продать» — и услышал, как Хэнк присоединился к весельчаку. — Гандон надутый! — сказал Флойд. — Ну ничего: гвозди найдутся.

— Угу, — согласился Дрэгер, но мысли его явно витали где-то далеко.

Уже в лодке Ивенрайт вдруг прищелкнул пальцами:

— Черт. Надо было попросить у него… — И осекся: — Нет уж, хрен!

— О чем попросить, Флойд?

— Забудьте. Ни о чем.

— Ни о чем? — У Дрэгера, кажется, настроение было даже лучше, чем до этой придурочной поездки. — Попросить его ни о чем?

— Пожалуй, да. Я знал. Говорил же: что со столбом бодаться. Не надо было ездить. Так что его только об этом и можно просить — ни о чем.

Ивенрайт отвязал кормовой швартов непослушными, замерзшими пальцами, и перебрался в лодку.

— Черт, — пробормотал он, предвкушая речную прогулку обратно. — Все равно надо было попросить. Хуже «нет» ничего б не ответил. А мог бы и дать — в знак протеста. Тогда б хоть какого-то выеденного яйца поездочка стоила…

Дрэгер занял свое место на носу.

— Поездка стоила яйца, Флойд, — утешил он в голос. — И даже больше, по любым меркам. — Затем, поразмыслив: — Так о чем надо было попросить?

Ивенрайт яростно дернул трос стартера.

— Курево! Надо было попросить у него курева.

Он завел мотор и устремил маленький ходовой фонарь в темноту, в плотную пелену дождя. Вставая вниз по течению, он понял со вздохом: как раз к приливу поспели, чтоб в него упереться.

К тому времени, когда Тедди вновь увидел Ивенрайта и Дрэгера у себя на пороге «Коряги», все остальные уже разбрелись. Он с затаенным усердием следит за этой парочкой из своего логова разноцветных огней у фасадного окна: Флойд не в своей тарелке. Ивенрайт