Наконец, пыхтя как паровоз, я остановился перед сараем Макконки. Большая дверь была заперта, но Стоунуолл, уже оседланный, стоял на привязи у водопойного корыта. Я вскочил на него, и мы галопом помчались к арене. Когда мы подъехали к задним коридорам, как раз объявили ловлю телков.
Потный регистратор без шляпы склонился над столом и подсчитывал карточки участников. Я соскочил с коня и шлепнул свою на стол рядом с его шляпой. И только тут почувствовал, как сильно перепил вчера. Лассо извивалось у меня в руке, как рассерженная змея. Регистратор был слишком занят и не заметил.
— Ты поторопись, ковбой, — вовремя подоспел. — Он вернул мне карточку и, вытянув шею, оглядел мой наряд. — Постой-ка, Спейн, Джонатан Э. Ты не участвуешь в этом номере, черт возьми, в таком виде, черт возьми!
— У меня одежду забрали, пока я спал. Рубашку, жилет, штаны — все. Это единственное, что я смог найти.
— Мне наплевать, что на тебе надето ниже головы — рубашка, жилет, штаны или вообще ничего. Но выше головы… — Он показал на объявление, прибитое к столбу, и прочел вслух: — «ВСЕ УЧАСТНИКИ ДОЛЖНЫ БЫТЬ В ШЛЯПАХ».
Я пришел в отчаяние, но потом увидел Джорджа среди ковбоев под трибуной судей.
— Когда мне выезжать, шляпа будет, — пообещал я. — Красивая шляпа.
Ковбоев и Джорджа очень порадовал мой наряд.
— Добрый день, Нашвилл. Похоже, ты не в ту сторону глядел, когда наряжался. Тут Дикий Запад, а не Дальний Восток.
— Куда ты делся вчера ночью? — спросил я. — И что с моей одеждой?
— Это долгая история, — сказал он, — После ванны и бритья я стал такой красивый, что потянуло к дамскому обществу, захотелось порадовать людей своей красотой. А ты еще мок и спал, я не стал тебя тревожить. Когда вернулся, в ванне тебя не было. Решил, что тебя забрал Сандаун и уложил у себя. А про одежду ничего не знаю.
— Ты ошибся, — сказал я.
— Со мной это часто бывает. — Он ухмыльнулся, — Но всегда рад, если меня поправят. Где ты спал?
— Позже поговорим. А сейчас требуют, чтобы я был в шляпе. Одолжи мне твою.
— Мою? — Ухмылка исчезла. — Не пори горячку…
— Ему нужна шляпа, или его вычеркнут, — сказал один из ковбоев, — Это написано в каждой карточке. Исключений не делают.
— Дай, Джордж, — стал упрашивать я. — Всего на пару секунд.
— Пару секунд грязной возни с коровой. — Он снял свой золотистый стетсон и сокрушенно оглядел его. Ладонью подровнял залом на тулье и протянул шляпу мне. — Только что вычищена и выправлена на болване в Бойсе.
— Спасибо, Джордж. Ты настоящий джентльмен, — Я чуть не сказал ему, что он поступил как белый человек, но вовремя спохватился.
Я сел на Стоунуолла и затрусил к воротам арены. Регистратор осмотрел меня и показал: проезжай. Диктор на арене оглушительным голосом представил меня:
— Следующий роупер, друзья, — молодой ковбой из… сейчас посмотрим — да, из штата, где разводят знаменитых рысаков и гонят наш отличный виски «Джек Дэниеле», — из прекрасного штата Тен-нес-сии!
Я поднял голову и увидел, что громовый голос исходит из коротконогого человечка. Чтобы дотянуться до трехрупорного мегафона, ему приходилось вставать на цыпочки. Вероятно, это был известный боксерский диктор Сирена Клэнси.
— Он готов. Встретим нашего южного гостя горячим орегонским приветствием: Джонатан Э. Ли
Веревочный барьер упал. С громким мычанием выбежал годовалый бычок, и Стоунуолл устремился за ним. Горячее орегонское приветствие сменилось взрывом хохота, когда увидели меня в куцей одежде кули и непомерно большой желтой шляпе. Когда я сдвинул ее назад, чтобы не застила, в глаза мне ударило солнце. Небо закружилось, земля встала дыбом, но верный Стоунуолл был тверд, как его имя. Мне надо было только доехать и бросить лассо. Я не знал, накинул его или промахнулся, и понял только, когда Стоунуолл остановился. Бычок круто повернул и встал на все четыре, головой в ту сторону, откуда бежал. Я спешился, скомандовал Стоунуоллу стоять и кинулся к бычку. У роупера в голове секундомер. Заарканил я быстро. Если стреножу без возни, то покажу хорошее время на первом своем выступлении. Я уже поздравлял себя, но тут шляпа Джорджа съехала мне на глаза. Я даже не увидел, что он атакует. Пестрый дьявол долбанул меня прямо в грудь.
Когда в глазах у меня прояснилось, я был уже за коридорами и блевал, перегнувшись через забор. Джордж тер мне спину и утешал. Я увидел, что шляпа его на нем и без пятнышка. Сам же я, наоборот, был грязнее грязного — горькими осадками вчерашнего вечера были покрыты и грудь моей блузы, и брюки. Джордж внушал мне, что нет худа без добра.
— Подумай, как удачно, что ты был не в своей одежде.
Позади прозвенел чей-то голосок:
— Мистер Флетчер, он будет ходить?
Сью Лин держала мою одежду. На свертке лежала шляпа, аккуратно выправленная.
— Будет ли он ходить? — сказал Джордж. — Он еще всех нас обойдет. Ласточка, ты видала, как он управлялся со своим чалым без ничего, одними коленками? Парень — прирожденный чемпион.
Я сказал Джорджу, что, по-моему, она имела в виду, смогу ли я ходить ногами, но его занимала сейчас более важная тема.
— Однако каждый человек, — продолжал он, вытирая мне подбородок своим носовым платком, — должен пройти кое-какое посвящение и перетерпеть.
Новый рвотный спазм не позволил мне выразить свое возмущение. Я ковбойствовал с того дня, когда бросил Нашвиллский начальный колледж, и брал главные призовые на роупинге. Если я молодой и новичок, то и само родео такое же, и я считал, что не хуже любого знаком с большинством видов состязаний в этом новом спорте.
Переодевшись в свое, я нашел Джорджа с десятком других наездников. Они выстраивали своих лошадей перед скачкой — она была бы вполне обычной скачкой, если бы не то, что наездники сидели в седлах лицом назад. И вместо поводьев держались кто — за торока, кто — за края потника, кто — за хвост.
Джордж радостно пыхал сигарой, видимо, тоже меерхоффской. Он крикнул мне:
— Нашвилл, давай сюда. Твой взнос позволяет тебе участвовать во всем. Поворачивайся задом вместе с нами, шутами.
— Господи, что еще-то?
— Дурацкая скачка, вот что… и всегда есть место для еще одного дурака.
Он пришпорил мерина, чтобы освободить мне место. Как только я сел задом наперед, Стоунуолл стал бить копытом. Я повернулся посмотреть на дорожку — он еще сильнее занервничал. Спокойны были только Джордж и его гнедой.
— Теперь слушай меня, — тихим голосом сказал он, — На старте сильно отклонись назад, все время смотри на хвост. Повернешься, чтобы посмотреть на финишную черту, — потеряешь равновесие. Пусть конь о финише побеспокоится. Ты беспокойся о старте — он самый трудный.
Другие всадники оборачивались, вертели шеями, и лошади их нервничали, били копытами. Я заставил себя сидеть спокойно. Как только я замер, замер и Стоунуолл. Он стоял тихо, дожидался, когда подведут к старту остальных. Я вслух удивился, почему не участвует Сандаун. Джордж ответил, что эти шутовские номера не в его вкусе.
— Мне, бывало,