комическим номером, то Сандаун был сама торжественность. Он вышел так, словно шел на похороны. Когда помощники на лошадях остановили мустанга, индеец мягко сел в седло. Короткий кивок, и повязку сорвали с глаз. Пока верховые помощники отъезжали, между мустангом и человеком было короткое перемирие, несколько мгновений неподвижности. Потом Сандаун пришпорил его, и Костотряс яростно взвился в небо. Тем не менее определенное согласие сохранялось даже в неистовстве: человек и животное были партнерами в каком-то древнем танце.
Мустанг взлетал как дельфин. Мустанг копытил небо. Он цеплялся за облака. И каждый раз приземлялся так жестко, что пыль летела во все стороны. Понятно было, почему его прозвали Костотрясом. Но сколько ни тряс его костлявый конь, лицо индейца оставалось невозмутимым, как кирпич. Ударил колокол, и все движение прекратилось так же внезапно, как началось. Костотряс перестал трясти костями. Сандаун спешился и ушел с арены, так же величаво и спокойно, как пришел. Его провожал рев толпы.
После Сандауна славно выступили оба рыжих Бисона, за ними — несколько посредственных всадников. Настала моя очередь. Мистер Суини был пегий дурак с подрезанным хвостом и — как предупреждал Сандаун — прирожденный человеконенавистник. Когда я подошел, он попытался меня укусить, будто видел сквозь повязку. Повязку сорвали, он скосил на меня глаза — взглянул, кто это осмелился на него сесть. При виде меня глаза стали красными, бешеными. Он повернул башку в другую сторону и, честное слово, откусил еще часть от короткого своего хвоста. От этого еще больше рассвирепел — настолько, что лягнул себя в челюсть. Зубы полетели во все стороны, и он помчался сумасшедшим галопом, ослепнув от ярости. Налетел мордой на столб. Я решил, что наилучшая тактика — не мешать ему, и пусть сам себя убьет.
Я знал, что езда у нас не изящная — тощий малый болтается взад-вперед в седле на осатанелой лошади. Но знал при этом, что не дам себя сбросить. В какое-то из этих алмазных мгновений уверенности я понял, что владею секретом езды на дикой лошади. Вернее, двумя секретами: сидеть свободно, как Джордж Флетчер, и в то же время быть собранным, как Сандаун Джексон. Мистер Суини понял, что я это понял, и обозлился уже до невероятия. Он брыкался, извивался, пердел, кусал воздух — но все напрасно. Чем больше он бесновался, тем больше мне это нравилось. Я чувствовал, как с каждым мигом мои мышцы и кости вбирают, впитывают опыт, дающийся годами. Вдалеке послышался звон, но я продолжал пришпоривать. Я сорвал шляпу и хлопнул его по костлявому бедру. Звон стал настойчивее. Потом рядом оказался Джордж на своем высоком мерине, подхватил меня и посадил позади своего седла.
— Ты оглох, крестьянин? Или просто тупой? — Он смотрел на меня с недоумением, — Они уже неделю звонят в колокол.
— Не слышал, наверное, — соврал я.
Меня стала бить дрожь. Но мне удалось усидеть на Мистере Суини, человеконенавистнике. Досталось мне за это немного очков, но изрядно — советов и критики. Сандаун насел на меня, как только мы подъехали к стойлам.
— Никогда не хлопай лошадь шляпой. Это выглядит похвальбой. Очков за это судьи не дают.
— Да, Закатный, но признай, что он хорошо пришпоривал. Даже
— И еще, — продолжал Сандаун, — когда снял шляпу, ты дотронулся до рожка. За это очки вычитают.
— А колокол уже прозвенел, — сказал я.
— Нет, он прав, — возразил Джордж, — Никогда не трогай седло, даже после колокола, — на это косо смотрят. Свободную руку держи высоко и за головой, понятно? Подбородок прижал — угол кажется круче.
Эта лекция, возможно, продолжалась бы до вечера, но подошли с поздравлениями люди из труппы «Дикого Запада» и Оливер Нордструм. Буффало Билл стоял в окружении трех пинкертоновцев и молча рассматривал нас оценивающим взглядом сквозь дым своей сигары. Позади маячил Фрэнк Готч в полосатом свитере и сдвинутой на ухо кепке.
— Ну что, джентльмены, — Нордструм, улыбаясь, переводил взгляд с Джорджа на Сандауна и обратно, — Один день прошел, два осталось. Кто из вас сорвал больше долларов, позвольте спросить? Джордж? Джексон?
Индеец не ответил, а Джордж опять перешел на свой батрацкий говор.
— Надо быть, брат Сандаун получил долларов на двадцать больше — он выиграл на оседланном.
— Нет, — вмешался Сандаун, — ты выиграл картофельную и бульдоггинг [31].
— Ты выиграл стир-триппинг! [32] — воскликнул Джордж, — А это выигрыш гораздо больше, чем на какой-то картошке.
— У вас с парнем второй приз за одеяльную эстафету.
— Гроши! — фыркнул Джордж. — Вы с парнем взяли первый приз на гонке дилижансов! Брось, мистер Сандаун… знаешь ведь, что ты впереди.
Нордструм засмеялся и поднял руки.
— Будем считать, идете голова в голову, — сказал он. — То, что нужно игроку. Что скажете, Билл? Еще не поздно поставить немного на одну из наших местных звезд.
— Я шоумен, Оливер, а не игрок, — напомнил ему Буффало Билл.
— Мистер Коди не ставит на звезд, — пояснил Готч своим утробно-злобным голосом. — Он их покупает. Отыскивает и покупает.
— По-прежнему разведчик, а, Билл? — Глаза у Нордструма заговорщицки блеснули.
— Всегда в разведке, Оливер, — сказал Буффало Билл, — Всегда в поисках лучшего стрелка, лучшей кобылки, самого железного чемпиона…
— Тогда послушайте меня, мистер Разведчик. — Джордж приплясывал на месте, — Если вы ищете чемпиона по объездке для ваших представлений, то, как я вам объяснял на поезде, этого человека звать Джордж Вашингтон Флетчер!
Готч медленно повернул голову и холодными глазками уставился на пляшущего человечка.
— Клоунов у нас и так хватает, — сказал он, — А от тебя нам только одно надо: этого партнера для плясок, которого ты обещал. И если он скоро не появится, я сам себе выберу партнера. Вот тогда ты у меня попляшешь.
Буффало Билл и Нордструм загоготали, и Джордж подхихикивал им, пока они не утихли. Наступившее молчание было натянутым, как тугая колючая проволока. Наконец его нарушил Сандаун:
— Я должен показать парню, в каком вигваме его постель. Вчера он не смог его найти, — Не сказав больше ни слова, он направился к стойлам.
А Джордж уже на ходу не мог удержаться от последней шпильки.
— Эти вигвамы — совсем как люди, которые в них живут, правда, мистер Готч? Нипочем не отличишь их в потемках, — И зашаркал дальше, не дожидаясь ответа.
Но я все видел. Готч поворачивал голову ему вслед, пока шейные позвонки не защелкали один за другим, как глухие взрывы в шахтном стволе. Я извинился перед присутствующими и поспешил за друзьями.
Глава одиннадцатая
Время вигвамов
Впереди на фоне неба обозначился зубчатый ряд вигвамов, остриями к звездам. Подсвеченные красным огнем костров, они четко вырисовывались в дыму. Барабанили барабаны, тряслись тени. Шли шумные игры в палочки [33], а вокруг кланы нараспев рассказывали истории своих племен. Дети и собаки вбегали в освещенные кострами вигвамы и выбегали, вопя и гавкая,
