опускаю руки в раствор сублимата, досуха вытираю их, натягиваю резиновые перчатки. Главврач, заметно побледневший, проделывает то же самое, ему приходится переступить через себя.
Абсолютно обнаженное тело лежит на столе. Жуткое зрелище.
Начали: на область шеи льется йод, размазывается, затем шею закрывают. Молча я вручаю доктору зажимы, беру скальпель. Наркоз? Нет, русский уже серо-синего цвета и давно потерял сознание.
Теперь с предельной концентрацией я командую:
– Шейный разрез! Вы, коллега, зажимаете торчащие сосуды. Ясно?
Я приступаю, делая поперечный разрез над скуловой впадиной. Тотчас же из сосудов брызжет темная кровь.
– Давайте зажимайте, – кричу я безвольному ассистенту и быстро разрезаю ткань. Ножницы проникают в полость за грудину. Вдруг из раны под мощным напором вырывается воздух. Возможно, это спасение.
– Кислород, быстро, – приказываю я стоящему рядом санитару.
Из напряженного, опухшего горла через рану постоянно выходят наружу газы. Удушение спадает.
У нас на глазах человек расслабляется, к лицу приливает кровь. Теперь с помощью новокаина я блокирую нервные окончания в области шеи с двух сторон, чтобы, придя в сознание, раненый не сошел с ума от боли.
Тем временем остальные хирурги заканчивают свои операции. Напряжение в зале передается всем. Они с любопытством подходят и наблюдают за нами. Все смотрят на изуродованного человека, который по- прежнему выглядит как водолаз.
Мы успели, нам удалось! С каждой минутой дыхание налаживается: через двадцать минут русский очнулся.
Главврач тоже пришел в себя. Кажется, он под впечатлением от сделанного и очень доволен собой. Неожиданно начинает болтать без умолку. Все улыбаются.
Осталось наложить мягкую повязку, и дело сделано. Теперь нужно только обрабатывать рану. Воздушная эмфизема спадет сама.
Конечно, все счастливы. Иногда единственное, что человеку нужно, – это просто быть счастливым.
Патрульные поневоле
На следующий день главный врач армии приказывает мне отправляться в Усть-Долись, деревню, расположенную прямо на краю окруженной территории, около озера Невель. Говорят, тамошний полевой госпиталь крайне перегружен. Судя по карте, местечко расположено в сорока километрах к югу от Пустошки. Итак, сначала нам нужно ехать до Пустошки, а затем свернуть на юг. Тяжелые бои с русскими, попавшими в окружение, все еще в полном разгаре. Невзирая ни на что, они пытаются прорваться.
– Господин генерал-майор, – спрашиваю я, – вы не знаете, дорога от Пустошки на юг, в сторону Усть- Долиси, свободна? Сумеем ли мы добраться?
– Не имею ни малейшего представления, – усмехается он. – Да вы сами увидите. Поезжайте спокойно. Все будет в порядке.
Необычное утешение.
Я в бешенстве. У меня отобрали Густеля, перекинули его на другую машину, а вместо него в качестве ассистента дали какого-то непробиваемого флегматика, в чьих хирургических и водительских способностях я вовсе не уверен, и как назло именно перед этой поездкой в Усть-Долись. Густеля необходимо вернуть! Я мчусь к командиру и договариваюсь с ним. Нам дают открытый автомобиль, что меня очень устраивает.
До Пустошки все идет гладко, затем начинаются приключения. Ни один человек не может нам сказать, что нас ждет в лесу южнее Пустошки. Сначала мы переправляемся через несколько взорванных Иванами мостов, затем оказываемся в необъятно огромном лесу. Рядом со мной на сиденье лежит готовое к бою оружие. Местность становится все более пустынной, не видно ни одной машины, ни единой души, мы сами кажемся себе покинутыми всеми. Повалено много деревьев, однако мы каким-то чудом проезжаем и движемся дальше по темному лесу, по совершенно прямой просеке, каждый момент ожидая сюрпризов.
Дорога поворачивает, и нашим глазам открывается пренеприятнейший сюрприз: на бесконечно прямом пути далеко впереди мы видим танки.
– Дружище, Густель, давай вправо. Сворачивай на обочину и останавливайся.
Он выкручивает руль, в то же мгновение я высоко поднимаю бинокль и осматриваю приближающуюся танковую колонну. Кто это может быть? Иваны? Немцы? Щекотливый вопрос. Чертовски неприятная ситуация. Я не могу поверить в то, что это русские танки. Однако полной уверенности нет.
– На, посмотри. – Я передаю бинокль Густелю. – Думаю, это немецкие танки.
Густель не уверен. Взволнованно я говорю:
– Если это русские танки, то у нас в багажнике есть граната. В любом случае поедем на свой страх и риск. Давай едем дальше.
Медленно-медленно Густель давит на газ, машина трогается. Я не выпускаю танки из виду. Выстрелов не раздается, это успокаивает.
– Густель, прибавь газу.
Он переключает скорость на вторую передачу. А потом мы дружно и с облегчением вздыхаем, по белым четким крестам распознав немецкие танки. Они останавливаются перед нами. Из люков выглядывают люди в черной форме. Сверху долетает голос озадаченного лейтенанта:
– Откуда вы? Кто вы вообще такие? Как оказались за линией фронта?
– Разрешите представиться, – я отдаю честь, – хирург-консультант армии. Впереди дорога свободна от врага, господа!
Тут вся компания ухмыляется, эхом разносятся смешки.
– Теперь хирурги вместо патрульных? – шутит, спускаясь с танка, командир колонны.
– В свободное от работы время, господин капитан. Главный врач армии пообещал: все будет в порядке. И как видите, все действительно оказалось в порядке.
Дружный хохот.
– Скажите-ка, доктор, нельзя ли вас переманить в наш взвод? Может быть, в качестве разведчика или заградительного щита?
– Пройденный этап, – небрежно отмахиваюсь я, – все было, господин капитан. Четыре года солдатом во время Первой мировой, тогда у меня тоже был взвод, но я все испортил. Теперь перешел на другое поприще.
– А жаль, вы бы неплохо подошли нашей команде.
– Кто знает! В любом случае я к вашим услугам, господин капитан.
Я отдаю честь, мы от всего сердца пожимаем друг другу руки. Танкисты подмигивают нам, пока мы медленно проезжаем мимо колонны.
Это был передовой отряд танковой дивизии, который участвовал в сражении под Невелем и вырвался вперед.
Вскоре мы прибываем в небольшую, окруженную лесом деревушку Усть-Долись; вся деревня запружена разнообразным транспортом. В полевом госпитале кипит работа. Не раздумывая, я сразу же присоединяюсь. Пока мы оперируем, в лазарет непрерывной чередой идут Иваны. Сдав оружие, они сдаются сами. Видимо, в их рядах пронесся слух, что мы не причиняем вреда военнопленным. За несколько часов наш лазарет обслуживает свыше ста военнопленных.
Здесь лежат 170 тяжелораненых, тридцати девяти еще требуется помощь. Мы работаем при тусклом свете, дело пока продвигается. После полудня наконец-то удается перекусить. Во время перерыва я пользуюсь возможностью осмотреть территорию. Спаленные и разрушенные дома, немыслимое количество оставленной русскими техники, пулеметов, орудий. Группа земляков столпилась вокруг русского грузовика, на котором установлена странная штука – реактивная установка. Как и все, я вижу ее впервые.
Усть-Долись расположена в непосредственной близости от линии фронта, проходящей через город Невель. На правом фланге в районе Невеля наши разместили четыре пехотные и две танковые дивизии – довольно мощное соединение. Меня так и подмывает ненадолго наведаться в Невель и удивить своих коллег.
Хирурги тотчас узнают меня. Сколько радости! Все наперебой рассказывают о тяжелых боях на их фронте.
Я, конечно, не могу долго задерживаться. Обратная дорога в Усть-Долись проходит по дальней границе
