чтобы быть в соответствующей форме… Ты у нас как, мясо же не ешь?
— Нет, Синтаро.
Так, значит, я все правильно помню…
— Понятно… Но в любом случае ты не должна прекратить питаться тем, чем питалась раньше. Лучше давай будешь есть у нас, договорились?
— Договорились, Синтаро.
— Итак, давай, пожалуй, начнем… — я взял со стола справочник по всемирной истории войн. Здоровенная штука, между прочим — таким трактатом и убить ведь можно. — Пойдем по порядку — сначала изучим древние войны, чтобы знания были, так сказать, в комплексе…
— Синтаро, почему ты назвал меня своей сестрой? — неожиданно спросила меня Уранами.
Эм… Вполне ожидаемый вопрос, вот только все равно крайне сложный…
— Видишь ли, Рин… — начал я, собираясь с мыслями. — Я это сказал, потому что на самом деле считаю тебя своей сестрой.
— Почему? — обескураживающе просто спросила Уранами.
— Ну, во-первых, ты очень похожа на мою мать, буквально одно с ней лицо. Если бы не цвет волос и глаз, я бы даже сказал, что ты — это она. Знаю, это невозможно, но все же… Лично я просто не верю в такие совпадения — не бывает таких совпадений. А во-вторых, мой отец — твой опекун, а это опять же явно неспроста… Я его знаю — он не из тех людей, что будут творить добрые дела без какой-либо выгоды или необходимости.
— Командующий Ишида — хороший человек, — неожиданно заявила Рин.
— Ну да, — скептически хмыкнул я. — Если уж он умудрился фактически бросить меня, своего сына, то он, безусловно, хороший человек, просто душка… Ублюдок долбаный, — с неожиданно прорвавшейся ненавистью закончил я.
Бах! Левую щеку мгновенно обожгла пощечина.
— Ой! — я просто-таки обалдел. — Рин, ты что это?!
— Не смей так говорить о Командующем Ишида, — ровным голосом произнесла Уранами, опуская руку. Вот только глаза ее полыхали самым настоящим гневом, а лицо порозовело — нужно думать, у других людей это называлось бы «побагровело».
— Ну ни хрена же себе… — все еще находясь в состоянии, близком к шоку, сумел выдавить я.
Вот тебе и отсутствие эмоций и реакций на внешние раздражители… В тихом омуте черти водятся, nicht wahr? А мастерски она мне врезала-то — рука у сестренки зело тяжелая. Вот так вот забудешь на минутку о том же сериале — и привет горячий! Младший-то, помнится, тоже за батю схлопотал оплеуху в свое время, вот я и в соответствии с новым «сценарием» тоже свое получил.
— Ладно, договорились, я не буду больше так говорить о своем отце, — покорно ответил я, коротко выдохнув после минутного раздумья. Блин, все-таки не слишком приятно, когда тебя бьют по морде лица… — Я так понимаю, тебе это неприятно…
— Да, Синтаро, мне это неприятно, — резко ответила Уранами.
Эк тебя проняло-то… Нормально, нормально — процесс пошел, первая стадия «разморозки» началась…
— Хорошо, без обид, — добродушно произнес я. — Вернемся к делу?
— Хорошо, Синтаро, — вроде бы успокоилась Рин.
— Вот и чудненько, — с улыбкой заявил я. — Давай, садись за стол, если будут вопросы, сразу же задавай…
Я уселся рядом (прямо на стол), открыл перед Уранами книгу с самого начала (хорошо, что она большая, цветная и с картинками), прокашлялся и начал лекцию:
— Итак, Рин. Уже с самых древнейших времен человечество воевало…
— Почему?
— Прости, что? — сбился я с мысли.
— Почему люди воюют?
Вот и думай, как отвечать на такие вопросы, — до боли напоминает разговор с маленьким ребенком. Элементарнейший вопрос, а вот ответить на него куда сложнее, чем, скажем, на такой: «Чему равно значение корреляции в данном случае?» В последний раз я с таким в универе сталкивался, когда один из преподов задавал убойнейшие вопросы типа «что такое температура?» или «что такое ветер?». И ведь вроде бы элементарнейшие понятия, а слов порой объяснить просто не хватает…
— Это сложный вопрос, Рин, — после некоторого раздумья ответил я. — И я не думаю, что кто-то в мире знает точный ответ… Война — штука непонятная и неправильная, очень неправильная… Неправильно убивать других людей, ради ли денег, ресурсов, идей или веры — неважно. Так делать нельзя. Но люди все равно воюют и убивают друг друга. Ради тех же самых ресурсов, денег, идей, веры… Всегда находятся те, кто думают, что война — это более простой способ решения проблем, чем мир. Война органически противна природе человека, но в то же время она — неотъемлемая часть человеческой цивилизации. Мы воевали от Сотворения мира, мы до сих пор воюем и будем воевать в будущем — нас уже ничего не изменит. И нет в этом ничего романтичного или возвышенного — просто боль, грязь и кровь. Войне нельзя радоваться, ее нельзя любить, к ней можно лишь готовиться. Но есть на войне и что-то положительное. Но что за чудовищные вещи я говорю?… Так, ладно… Война — это как фонарь, кто-то сразу же оказывается на свету, а кто-то в тени. На войне все просто — вот ты, вот твои друзья, вот твои враги. Это хорошо, это плохо, это правильно, а это нет — в мирной жизни все сложнее…
— Значит то, что мы делаем, — плохо?
Я осекся и задумался. А ведь Рин действительно попала прямо в точку: война — плохо, мы воюем, мы делаем плохие вещи… Мы должны остановиться? Нет, никогда! Войны же не одинаковы — есть разница между ними, есть!..
— Понимаешь, Рин… Война может быть разной. Даже несмотря на всю эту грязь, есть, скажем, разница между праведной и неправедной войной. Защищать себя, свой дом, родных и близких — священное право и обязанность любого человека. Это праведная война. Наше противостояние с Апостолами… Да, они не люди, мы не понимаем, что им нужно, будут ли еще атаки и когда все это кончится… Но они вторглись к нам, в наш дом и мир, и у нас есть полное право защищаться всеми доступными силами. В таком противостоянии нет запрещенных приемов: когда на одной чаше воображаемых весов лежит твоя совесть, честь, жизнь или счастье, а на другой — жизни и благополучие сотен, тысяч, миллионов людей, выбора быть не может. Или мы врага, или враги нас — третьего не дано. Нас избрали, чтобы мы защитили других, на нас лежит огромная ответственность за других… Мы, владеющие самым совершенным на Земле оружием, по странной прихоти судьбы оказались призваны не разрушать, а хранить. Мы — хранители. И теперь те, кто выступит против мира и спокойствия, — отныне и навсегда наши враги, неважно, кто это — люди, Апостолы… Неважно, ведь мы храним мир, Рин, мы храним мир…
Я замолчал, немного опустошенный этой идущей откуда-то из глубины непривычно длинной для меня речью. Глупой, напыщенной, но оттого не менее искренней речью.
— Знаешь, Рин… — уже обращаясь не столько к Уранами, сколько к самому себе, продолжил я, глядя куда-то в сторону. — То, что я говорю, конечно же, напыщенно, пафосно, избито, банально, но я уже с этим ничего не могу поделать. Я ведь не философ, политик, ученый или мыслитель, — я самый обычный человек, каких миллиарды. Я не умею говорить оригинально, красиво, интересно, я просто говорю то, что думаю. Это мои мысли, это мысли нормальных людей, и неудивительно, что они у всех нас так похожи. Но многие все равно забывают эти простые истины, и тогда… Ай!.. — я безнадежно махнул рукой. — Я всегда хотел и в то же время боялся оказаться на настоящей войне — я ведь хоть и немного псих, но вроде бы вполне вменяем, так что подобное просто не могло не страшить меня. Но теперь я на войне, и ты на войне, Рин, и нам нужно что-то с этим делать… Да, мы не можем искоренить все войны в мире, но хоть что-то мы сделаем, пускай немного, но сделаем. Есть такие вещи, на которые нельзя смотреть спокойно, сидя сложа руки… Есть такие вещи, глядя на которые нужно действовать, действовать…
Я слегка усмехнулся.
— Знаешь, Рин, а я ведь не люблю такие долгие речи — самому становится тошно от собственного пафоса и банальности. Но ведь в жизни много банальности, Рин, мы все невероятно банальны, а
