мужчинами, они стали бороться за статус, как за уголовный, так и за гражданский, используя
установленные мужчинами иерархические каналы». Саймон рисовала несколько более
сложную картину, утверждая, что феминизм на самом деле привел к снижению числа
насильственных преступлений, совершаемых женщинами, поскольку женщины стали меньше
подвергаться прямому контролю со стороны мужчин, и одновременно к росту числа
корыстных преступлений15.
Хотя оба эти объяснения могут быть полезны тем политикам, кто хотел бы вернуть женщин
на их «естественное» место в доме, они не выдерживают эмпирической проверки. Прежде
всего наиболее интересно то, что на протяжении длительного исторического периода женская
преступность фактически снизилась по сравнению с XVIII в. Материалы судов показывают
устойчивое снижение арестов и судебных преследований женщин начиная с XVIII столетия,
что частично вызвано изменением в определении женственности и «культом домашней
жизни», превратившим женщин в домашних ангелов:
«К концу XIX в. сложилось четкое отделение дома от работы, строгое разделение труда по
полу, исключение женщин из общественной сферы и производительного труда. Женщин
ограничили деторождением и домашним хозяйством... В этот же период произошло и
уменьшение числа случаев привлечения женщин к судебным разбирательствам»16.
Несмотря на рост женской преступности за последние десятилетия, ее исходные цифры были
настолько малы, что любое незначительное увеличение даст гораздо больший прирост, чем
среди мужчин. Фактически разница в преступности между полами в пересчете на 100 тыс.
населения остается прежней. Поэтому понятен простой вывод криминолога: «Относительно
мужских показателей женская преступность не изменилась»17.
Несколько вырос уровень корыстных преступлений, совершенных женщинами, в частности
мошенничеств, подлогов и растрат, но больше всего выросло число мелких краж: краж в
магазинах, случаев мошенничества с кредитной карточкой, подделки чеков. Больше всего женшин
привлекают такие виды преступлений (например, магазинная кража), которые
382
позволяют им выражать свои желания, не неся за них ответственность. Они хотят, желают,
жаждут, но знают, что стереотип женственности требует подавлять желания. Из магазинов
«крадут красоту» — сексуальность, взрослость, страстность, не теряя репутации. Криминолог
Джек Кац считает:
«Девушек, кажется, особенно соблазняют ювелирные изделия, косметика, одежда: то, что
прикрывает обнаженное „Я' женщины, придает ее телу видимость женской зрелости, делает
ее привлекательной для мира, который не видит, что скрыто под этим великолепием. Девушки
крадут то, что символизирует взрослую женщину, — косметику, украшения, сексуальное
нижнее белье»18.
Если, как считает Кац, кража в магазине — это типично «женское» преступление, потому что
оно связано с безответственным удовлетворением желания, то вооруженное ограбление — это
типично «мужское» преступление: быстрое, агрессивное, опасное, с применением насилия.
(Мужчин примерно в 15 раз чаще, чем женщин, арестовывают за разбой.) И оно направлено
непосредственно против личности. Оружие «разбойника» символизирует могущество
фаллоса, твердого и жесткого, жертве угрожают пенетрацией. Уличный грабеж — не слишком
рациональный способ зарабатывать деньги, но он по-прежнему очень привлекателен для
молодых мужчин:
«Если не видеть в грабеже особый метод выработки, даже церемониала, отличительно
мужских форм действия и способов бытия, наряду с совместным распитием алкоголя или
азартными играми на перекрестке улиц, силовыми выяснениями отношений и проверками „на
вшивость', заносчивым поведением и т.п., то он оказывается почти совершенно
бессмысленным занятием»19.
