пределах каждого пола и предполагаю, что их конвергенция указывает на времена кризиса и
изменений. Я настаиваю на том, что не делала никаких заявлений о происхождении этих
моральных голосов или их распределении среди населения, культур или во времени (с. 2).
Таким образом, аспект заботы в моем понимании биологически не предопределен и не
уникален для женщин. Это, однако, моральная перспектива, отличная от того, что в настоящее
время вкладывается в психологические теории и измерения, и эту перспективу я сформули-
ровала для себя, когда слушала и женщин, и мужчин, описывающих свой собственный
опыт»19.
131
Последующие исследования оказались не в состоянии воспроизвести дуалистические
тендерные различия в этике. Большинство исследователей «не находят каких-либо
устойчивых различий среди мужчин и женщин в оценке моральных вопросов, на основе ли
заботы или на основе справедливости»20.
Несмотря на эти оговорки и явную недостаточность данных о категорических гендерных
различиях, поколение феминисток-эссенциалисток использовало работу Гиллиган в качестве
пробного камня. Различия, которые мы видим между женщиной и мужчиной,
интерпретируются ими почти так же, как эссенциа-листами в биологии. Возможно, наиболее
интенсивные попытки в этой области предприняла Дебора Таннен, представившая
свидетельства того, что мужчины и женщины используют язык по-разному. Мужчины,
утверждает она, используют язык для утверждения своей позиции в иерархии. Для мужчин
беседа «является переговорами, в которых участники пытаются чего-то достичь и, если
возможно, взять верх, а также защититься от попыток других подавлять себя и третировать».
Они чаще прерывают разговор, игнорируют комментарии других людей и декларируют
различные факты и мнения. Женщины, наоборот, используют беседу для того, чтобы
установить и поддерживать отношения. Для них беседа — «процесс достижения близости, в
котором люди пробуют, ищут, дают подтверждение и поддержку и достигают согласия». Они
ведут переговоры в частном ключе, задают больше вопросов, чтобы поддержать ход беседы,
используют больше личных местоимений. Когда говорит женщина, она часто заканчивает
повествовательное предложение небольшим повышением интонации, будто завершая его
знаком вопроса21.
Как и Гиллиган, Таннен утверждает, что она просто идентифицировала две различные
коммуникационные модели и что ни одна из них не «лучше» другой. Тем не менее, в отличие
от Гиллиган, Таннен приписывает различие между этими моделями именно тендеру. При этом
она зря думает, что очень успешно скрывает свои предубеждения. Например, Таннен пишет,
что мужская потребность в автономии и независимости может быть «помехой», поскольку
наступили времена, «когда никто не имеет всей необходимой информации для принятия
решения». Наоборот, женщины «становятся лучшими менеджерами, потому что они более
склонны консультироваться с другими и вовлекать сотрудников в принятие решения»22.
Но действительно ли они существуют — эти наблюдаемые различия между реальной
женщиной и реальным мужчиной? Здесь все не так уж очевидно. В главе 1 мы видели, что
иссле-
132
дования прерывания разговора предлагают нам намного более сложную картину, что
женщина прерывает женщину и мужчина прерывает мужчину приблизительно одинаково. В
то же самое время мужчина прерывает женщину гораздо чаще, чем женщина прерывает
мужчину, — открытие, которое позволило исследователям сделать заключение о том, что
дело не в тендере того, кто говорит, а в тендере человека, с которым говорят, и именно здесь
пролегает различие. Все это имеет отношение и к молчанию. Один и тот же мужчина,
молчаливый и необщительный дома, оказывается весьма разговорчивым на работе, где он
использует беседу, чтобы удостовериться, что его отношения со всеми в порядке. И снова это
