Монро, то довольствовались той внешностью, которой вас наградила природа. И никому не было до этого особого дела, потому что изменить себя в любом случае не представлялось возможным. Сейчас все стало иначе. Всем до всего есть дело, потому что любой физический недостаток поддается исправлению. Оттопыренные уши можно сделать нормальными. Маленькую грудь можно увеличить, большую–уменьшить. Если надо, вам еще и деньги на это дело займут, потому что в наши дни приличнее быть в долгах как в шелках, чем ходить с кривым носом. Двадцать лет назад человек мог быть счастлив и со сломанным носом, а сейчас... И чем больше мы от себя отрезаем, чем сильнее себя переделываем, чтобы приблизиться к совершенству, тем непримиримее относимся ко всему естественно несовершенному. Пройдет еще двадцать лет, и мир изменится еще сильнее, учитывая то, с какой скоростью развивается общество. И что, интересно, будет? Может, людям с физическими недостатками запретят появляться на улице? Или их поволокут в участок, как за преступление? Или еще что-нибудь не менее дурацкое по меркам 1984 года...
Доктор улыбается и мягко говорит:
–А может, люди признают, что не следует без веской причины менять свою внешность.
–Вряд ли, – отвечаю я с сомнением. – Хотя кто знает. Вдруг найдутся люди, которые поднимут восстание против тех, кто навязывает окружающим стандарты красоты. Злодеев приговорят к страшной смерти, и их диктатура закончится. Людям запретят менять свою внешность, будь то прокалывание ушей юной модели или пересадка кожи пострадавшему при пожаре. Все будут такими, какие они есть от природы, потому что внешность – это проявление нашего внутреннего мира, самой его сущности. Никто не станет делать себе искусственный загар и стремиться к тому, чего нельзя достигнуть.
–И что случится потом? – спрашивает доктор, заинтригованный нарисованной мной картиной.
–Потом все космонавты, летающие в космических кораблях по земной орбите, посмотрят вниз и увидят, как целые города вдыхают воздух полной грудью и облегченно выдыхают. Этот вздох облегчения будет слышен даже в открытом космосе. Люди наконец-то смогут расслабиться и жить спокойно.
Я говорю, глядя в окно на белку, взбирающуюся вверх по дереву. По улице проезжает красный автомобиль – проезжает медленно, наверное, ищет место для парковки. Доктор смотрит на меня и молчит, а я уже не помню, что сказала несколько секунд назад.
–Передо мной сейчас очень непростой выбор – остаться худой или вновь располнеть до прежних размеров. Я могла бы отбросить все ограничения и есть сколько душе угодно. Правда, голода я не чувствую, желудок у меня как будто усох. Достаточно пяти ложек, и я уже сыта до отвала. Сейчас я не могу съесть даже пятой части того, что съедала на обед всего год назад. Я недавно была в гостях у мамы и поела у нее жаркого, так меня чуть не вырвало. В детстве я могла есть мамино жаркое в неограниченных количествах, таскала из холодильника то, что оставалось после обеда, а потом заедала все пакетиком чипсов и упаковкой шоколадного драже. Я больше не могу поглощать пищу в таких количествах, но почему-то до сих пор хочу. Получается, что, похудев, я отказалась от одной гарантии безопасности, а другую так и не нашла...
Я смотрю на доктора в надежде увидеть по выражению его лица, о чем он думает. К сожалению, лицо у доктора остается совершенно непроницаемым. И к своему блокноту он не прикасался уже минут пятнадцать.
–Что, никак не можете отойти от перемены часовых поясов?
–Нет, все нормально.
–Вы почти ничего не говорите.
–Зато вы говорите много, – отвечает доктор с улыбкой.
–Ну, я уже закончила. Теперь ваша очередь.
Я закидываю ногу на ногу, вытянув их вперед, а руки скрещиваю на груди.
–Как развиваются ваши отношения с Эдрианом? – спрашивает доктор, даже не заглянув в записи.
Я закатываю глаза и громко вздыхаю.
–Сама не знаю. Просто не знаю.
Мне вдруг становится скучно. Меня раздражает то, как трудно стало говорить об Эдриане и наших с ним отношениях. Я не могу сформулировать свои мысли, которые выстраиваются у меня в голове в длинную очередь и путаются. Я пытаюсь подыскать слова, несколько раз открываю и снова закрываю рот и, наконец, выдавливаю:
–Эдриан... мы с ним... в общем...
Почесав нос, я закидываю руки за голову. Доктор смотрит на меня и молчит. Я поворачиваюсь и замечаю, что у него шелушится лоб – маленькие белые чешуйки отслаиваются от загорелой кожи. Я отвожу взгляд в сторону. Побарабанив пальцами по дивану и оглядев еще раз комнату, я решаюсь наконец признать то, что со всей очевидностью поняла совсем недавно.
–Он мне надоел. Эдриан мне надоел. Довольны? Вы это хотели услышать? Конечно, с моей стороны очень некрасиво так говорить, но ничего не могу поделать. Я устала от Эдриана. Когда дело касалось только меня и моих лишних килограммов, все было гораздо проще, не так эмоционально, не так утомительно. Кстати, Эдриан помолвлен – не со мной. Признался на прошлой неделе. Мы с тех пор не виделись, но он постоянно звонит, оставляет сообщения на автоответчике. Я не знаю, что делать. Не понимаю, что
Доктор откашливается и закидывает ногу на ногу.
–Таким образом, вы хотите сказать, что ваши отношения с едой устраивали вас гораздо больше, чем отношения с Эдрианом?
–Ну, примерно так.
–Но ведь люди не сандвичи, Санни. Это и делает отношения с людьми такими интересными. Вы не просто потребляете их, вы с ними общаетесь, взаимодействуете. Учитесь у них, в конце концов, а они учатся у вас. С каждым новым человеком, которого вы встречаете на своем пути, отношения будут строиться иначе, чем с остальными. В этом их особая прелесть.
–Значит, говорите, люди не сандвичи? – спрашиваю я.
–Д а,–отвечает доктор, спокойно глядя мне в глаза.
–Вам нравится такая аналогия?
–По-моему, она прекрасно отражает высказанную мной мысль. – Доктор по-прежнему не сводит с меня глаз.
–А ведь вы так и не показали мне свои документы об образовании, – замечаю я.
–Ну а как развиваются отношения с Кэгни Джеймсом? – спрашивает доктор.
Конечно, я не стану требовать у него документы. И так понятно, что он гораздо умнее меня.
–Не знаю, – отвечаю я, невольно распрямив спину, и тут же стараюсь вновь ссутулиться. На всякий случай.
–Разве он не приходил на тот ужин, куда вас приглашали?
–А вы много чего понаписали в своем блокнотике, да?
Я натужно улыбаюсь широкой неискренней улыбкой.
–Значит, не приходил? – переспрашивает доктор.
– Приходил, но это было на прошлой неделе. С тех пор мы с ним не виделись, и никаких отношений между нами не завязалось.
–Ну а как прошел ужин?
Я смахиваю с брюк воображаемую пылинку и отвечаю самым непринужденным тоном:
–Прекрасно. – И улыбаюсь доктору во весь рот.
–Прекрасно?
–Прекрасно, – отвечаю я, кивая головой, и улыбаюсь еще шире.
–Ну, а если бы я попросил вас ответить немного поподробнее? Как бы вы описали свои чувства?
–Я бы сказала, что посетила званый обед, а званые обеды – это вам не какие-нибудь сандвичи.
Я подмигиваю доктору и тут же об этом сожалею. Что со мной такое происходит?
–Ладно, Санни. Если ужин прошел прекрасно, то можно сказать, что он был спокойный и приятный?
