Коннорс, шатаясь, двинулся вперед с опущенной головой и страстным желанием оглянуться назад. Какой-то верзила в форме остановился перед Коннорсом, в то время как остальная толпа продолжала идти. Это был представитель службы иммиграции, который спросил с сильным техасским акцентом:
– Что ж вы так набрались, приятель?
– Да, он пьян, – ответила за Коннорса Элеана.
Подошел один из таможенников.
– Эй, подруга, может, у него еще есть бутылки?
– О, нет, мистер! – стала защищать его Элеана, и ее акцент стал таким же, как у техасца. – Он хотел прихватить с собой одну, но я не позволила. И если меня еще раз увидят в субботу вечером с этим типом, очень прошу тотчас же отправить меня в психушку.
Тип из службы иммиграции одобрительно кивнул головой.
– Вы слишком красивы, чтобы водиться с пьяницами. Парни, подобные ему, создадут вам плохую репутацию. Откуда вы, мисс?
– Из Блу-Монд, Миссури, мистер. – Элеана с неприязнью посмотрела на Коннорса. – А он из Чикаго.
Высокий парень с улыбкой посторонился, давая им дорогу и жестом приветствуя их. Менее чем за сто метров от шлагбаума, уже на американской земле, Коннорс остановился и закурил сигарету, первую затяжку предложив Элеане.
– Спасибо.
– Тебе спасибо, – ответила она.
Девушка затянулась несколько раз, потом вернула сигарету Коннорсу, который в это время спрашивал себя, думает ли она о том же, о чем и он. Это был конец их авантюры. Там, в Мексике, она не постеснялась многое рассказать ему. Эд подозвал такси и помог Элеане сесть.
– В город и пока без адреса, – велел он шоферу и повернулся к Элеане. – И что теперь?
Элеана смотрела в окно.
– Я немедленно отправлюсь в Блу-Монд первым же самолетом или поездом, на что успею.
– Как так?
– Вот так. – Девушка продолжала смотреть в окно. – Я дам телеграмму из Блу-Монда маме и Аллану. Дядя Джон поможет мне все объяснить, он что-нибудь придумает и, безусловно, найдет, что сказать. Он разъяснит всем, что я болела и не покидала все это время Блу-Монда.
– Итак, ты по-прежнему собираешься замуж за Лаутенбаха?
– А почему бы и нет? Разве ты не женился бы на двадцати миллионах, если бы тебе представилась такая возможность?
Коннорс попытался найти нужные слова, но то немногое, что пришло ему на ум, никак не подходило к данному случаю. В такси воцарилось молчание, словно стена выросла между ними. Потом Коннорс подумал о деньгах и решил предложить Элеане половину из присланных Шадом. Она сперва отказалась, но затем согласилась.
– Но только взаймы!
Половина составила двести тридцать долларов. Коннорс открыл большую красную сумку Элеаны, которую сам купил ей, чтобы засунуть туда деньги, и заметил, что сумка заполнена смятыми листами. Это были вторые экземпляры и черновики его рукописей 'Смерть в цирке' и 'Мертвец для новобрачной'. В последний раз он видел эти страницы в корзине для бумаг отеля 'Навидад'.
– Что ты собираешься с ними делать? – спросил Эд.
Элеана снова уставилась в окно.
– Скажем, на память. Я обвяжу их красной лентой.
– Нет, моя маленькая, – обнял ее Коннорс. – Ты не можешь так поступить со мной, не можешь так просто уйти из моей жизни.
Элеана еще больше отвернулась от него. Ее губы были плотно сжаты, а уголки их опустились.
– И даже после того, что произошло, вспомни, кем мы были друг для друга, не так ли? – сыронизировала она.
– Ну, да! Это ведь правда!
– Все это, – заявила Элеана, – был лишь биологический инцидент!
Ее щека, которая была видна Коннорсу, намокла от слез, голос ее стал низким и глухим, таким же, как и в ту ночь, когда Эд впервые увидел ее обнаженной в номере отеля за восемь песо.
– Убирайся к черту, Эд Коннорс! – выкрикнула Элеана. – И уйди из моей жизни. Слышишь? Вон из моей жизни!
Коннорс взял ее за подбородок и заставил взглянуть на себя.
– Послушай, Элеана, дорогая...
Ее глаза были совершенно серыми.
– Но почему я должна губить свою жизнь с тобой, когда я могу выйти замуж за деньги Лаутенбаха?
– Ты, может быть, беременна...
