– Могу сказать, что люблю тебя.
Она прижалась ко мне.
– Ты вспоминал обо мне временами?
– Тысячу раз!
Похоже, мой ответ ей понравился.
– Это меня радует. – Но она почему-то тяжело дышала, и грудь ее вздымалась и опускалась.
– Почему это должно тебя радовать, моя милая?
Дьяволенок нагнулся вперед и зажег в ее глазах непонятный свет.
– Не называй меня милой, это очень скучно.
Я насмешливо рассмеялся, а она обиделась.
– Почему ты смеешься надо мной?
– Потому что ты все равно милая.
– Такая же милая, как Бет?
У меня появилось неприятное ощущение в желудке.
– Не упоминай ее имени.
Цо улыбнулась, как маленькая колдунья.
– Как хочешь, дорогой. Может, выпьешь немного?
– Не откажусь.
Она вынула из картонной упаковки бутылку рома и протянула мне: Я выпил, как пьют вино, довольно много, и вернул бутылку. Она положила ее на сиденье рядом с собой. Поскольку я давно не пил спиртного, оно подействовало на меня так же сильно, как присутствие Цо.
Движения на улицах почти не было. Ром опалил меня и пощекотал нервы. А вскоре на пустынном отрезке дороги я свернул на обочину и остановил машину под группой пальм.
Цо не сопротивлялась, когда я сжал ее в своих объятиях. И не называла это глупостью, как говорила Бет.
3
Ближе к вечеру мы добрались до хижины на побережье Дед-Менс-Бей. По дороге мы еще трижды останавливались. Один раз – в Гейнсвилле, чтобы перекусить, потом – в Кросс-Сити, чтобы закупить рома, а один раз – просто по дороге.
Оба мы были под хмельком. Цо – полная планов на будущее, а я – довольный своим настоящим состоянием. Цо, бутылка, кров над головой – что еще может желать человек после четырех лет тюрьмы?
'Хижина' оказалась приветливым домишком на пологом светлом побережье, окруженном сосновым бором. Казалось, здесь все привел в божеский вид весьма заботливый хозяин. Песчаная дорожка вела от шоссе к заливу. Ближайший дом – рыбацкая хижина – расположен, на мой взгляд, не ближе, чем на милю.
Залив был такой же, как всегда: темно-синий и таинственный в лучах заходящего солнца, он простирался до самого Карибского моря.
Местечко показалось мне как нельзя более подходящим. Цо открыла дверь дома, состоящего из гостиной, кухни и спальни.
– Почему бы тебе не искупаться, дорогой? А я тем временем приготовлю ужин.
Я положил на стол продукты, купленные в Кросс-Сити. Предложение Цо было стоящим. Я зашагал босиком к воде.
Заплыл я довольно далеко, так что суша стала казаться узкой чертой. Потом лег на спину и отдался на волю волн. Я разглядывал вечерние звезды, думая о том, как много упустил за эти четыре года. Море, звезды и ее... Да, да, то есть Цо. И теперь я был даже рад, что Бет не встречала меня. Мы были с ней разными людьми.
Любовь – это брак, без ограничений. Цо никогда не плакала, если я напивался, – она напивалась вместе со мной. И Цо всегда хотела того же, что и я. Ей было плевать на то, что говорили люди. Ну, хорошо, я сидел в тюрьме, но сейчас-то был на свободе, и этим все сказано. Даже больше: Шведе ошибся относительно ее чувств. Если бы не любовь, она не встречала бы меня у ворот тюрьмы.
Я перевернулся на живот и медленно поплыл к берегу, оставляя за собой фосфоресцирующий след. Я снова желал Цо, но теперь уже нормально, без животной страсти.
Какой же я все-таки негодяй. Мне бы родиться лет на пятьдесят раньше, еще до того, как общество расставило свои буйки и указатели, о которых говорил Шведе. Но что поделаешь, черт возьми! Повернуть время вспять невозможно. Оставалось только одно – жить!
Вскоре я стоял на берегу, отряхиваясь от воды, смотрел на залив и глубоко вдыхал соленый воздух. Мне представлялось, что я опять капитан судна, все равно какого, и все стало так же, как и прежде.
Цо зажгла две лампы – одну в кухне, другую – в спальне. Я прошел по желтому ковру на кухню. В кофейнике грелась вода для кофе, в кастрюле подогревался зеленый горошек, а на сковородке жарились бифштексы.
– Ну, доставил себе удовольствие? – крикнула Цо из спальни.
