оттесняющих Обращенных все дальше от меня. Боль не дает мне сосредоточиться, она словно клещами вырывает из меня остатки здравого смысла, заставляя тело выгнуться и упасть на колени. Перед глазами начинает темнеть, но тут меня подхватывает чья-то крепкая рука, от которой льется странный, но такой приятный сейчас холод. С трудом задираю голову и вижу черноволосого бессмертного, вторая рука которого ложится на печать. От нее начинает внутрь меня литься зубодробительный мороз, который кажется мне самым приятным ощущением из возможных. Облегчение наступает почти сразу, боль быстро затихает, будто и не было, от слабости начинает двоиться в глазах. Всего лишь один взмах ресниц, и к моему ужасу печать в руках мужчины распадется прахом. Он морщится и рывком поднимает меня на трясущиеся ноги, его взгляд неотрывно прикован к моей шее. В его протянутую в сторону рисовальщика руку ложится маленькое зеркальце, и бессмертный, с усилием разжав сведенные от ярости губы, отдает его мне:
— Читай. — Это низкий голос был мне тоже смутно знаком…
Я с трудом приняла зеркало и направила его на свою шею, с ужасом ожидая увидеть там обгорелую плоть. К моему удивлению кожа не была даже красной, а вот Знак притягивал взгляд. Он совершенно не был похож на завитушки других вампиров. Его линии были четкими, вытянутыми и слегка угловатыми. Мне они казались завершенней витиеватого письма бессмертных, хоть и были чуть больше по размеру. Моя «татуировка» в общем и целом была раза в полтора больше, чем у других. И я знала значение, просто видела его так же ясно, как и то, что вместо положенного синего цвета Знак горел двумя цветами: золотым и кроваво-красным, сплетающимися в объятиях друг друга. Очень красиво, но совершенно дико и непривычно.
— Читай! — Голос мужчины, держащего меня под локоть, стал жестче. Я трудом разлепила губы и выпалила на одном дыхании то, что мне казалось таким простым и ясным:
— Дочь Древа.
Я скорее почувствовала, чем увидела, как резко дернулся бессмертный. Его рука рывком развернула меня к себе, и его яростные серые глаза в упор посмотрели на меня. И в это же мгновенье я поняла, где я могла его видеть этот разрез глаз и трепещущий сейчас от гнева породистый нос — Десмонд, это был его отец. Сглотнув подступившую к горлу тошноту, я попыталась вырваться из его захвата, но моя попытка провалилась, даже не начавшись: слишком большая слабость, слишком сильная чужая рука.
Как завороженная, я смотрела в эти прищуренные глаза, разглядывающие меня будто диковинное животное.
— Мой сынок не создавал тебя. — Скорее прошипел, чем произнес правящий Лорд, резко встряхнув меня так, что мои зубы нездорово клацнули друг о друга. — Какая же ты вообще бессмертная, ты сумеречное создание, еще и отмеченное цветом Единых! Не знаю, зачем Десмонд скрывал это, но теперь ему придется жестоко поплатиться за свою ложь. А тебя, шпионку, ждет малоприятная участь.
Мне как-то резко поплохело, когда мозг свел воедино факты — Знак на моем теле был с письменами Диких. Правящий банально не мог прочитать их, а я радостно его просветила. Интересно только, что значит — цвета Единых. Впрочем, при нынешним положением дел это должно волновать меня меньше всего…
По взмаху бессмертного телохранители окружили меня непроницаемой стеной, а Лорд так и продолжал тащить мое безвольное тело за руку, похоже, не доверяя никому и ожидая от меня любой гадости. Пришлось его разочаровать, внутри еще угасали остатки боли, а слабость была такая, что каждые пару шагов я спотыкалась и пыталась завалиться, так что поддержка правящего была на удивление как нельзя более кстати.
Я видела, как все еще рвется ко мне моя группа во главе с рождающей огненные смерчи Лиларис. Каким ожесточенным стало ее юное лицо, когда она одним взмахом руки снесла линию телохранителей… При одной мысли, что с ними сделает за такое открытое неповиновение Совет, мне стало еще хуже. Я отчаянно старалась поймать взгляд Лиларис, и наконец сделала это, с мольбой в глазах агрессивно замотав головой и шепча губами 'Не надо! Отступите!' Юные Обращенные, как бы сильны они ни были, не чета опытным бессмертным, да и больше последних в несколько раз, хоть с потерями сметут их, а я себе никогда не прощу этого.
Сердце грело, что есть те, кто готов за тебя бороться, но стоит мне оказаться за этими стенами, и я окажусь совсем одна… Получается, Десмонд прикрывал меня все эти годы. Хотелось бы мне знать, что теперь с ним будет…
Мысли в голове клубились все тише. В ушах начал нарастать легкий звон, становящийся все более громким и монотонным. Сквозь пелену я видела, как Обращенные отступают, в глазах Лиларис застыла тоска. Голова моя стала уплывать, и последнее, что я запомнила, брезгливое выражение на лице правящего Лорда, когда он пытался удержать мое падающее тело. А потом наступила темнота.
Глава 17 'Из полымя да в огонь '
Я надеялась, что, открыв глаза, окажусь в своей спальне в замке Серафины. Но нет — моим усталым глазам вновь предстал белый потолок и отчаянно режущий свет ламп. Этот жуткое голубое свечение не давало мне заснуть уже вторую ночь подряд, так примерно говорили мои биологические часы где-то в голове. Хотя, сколько на самом деле я пробыла в этой маленькой удушающей камере, я не знала. Не знаю, может быть обо мне все забыли, но все чаще мне казалось, что смысл пребывания в полной изоляции с не выключающимся, слепящим глаза и выжигающим мозг светом камере был в том, чтобы к моменту допроса или чего там полагается свести меня с ума. Или хотя бы сделать покорной. С другой стороны, возможно раз я из сумеречного народа, то была для того же правящего Лорда чем-то вроде разговаривающей зверушки, и мой допрос ничего не значил.
Еще одна мысль, которая не давала мне забыться, волнение за Десмонда. За его судьбу я переживала едва ли не больше, чем за свою. Неизвестность начинала медленно сводить с ума…
Когда дверь в камеру открылась, я вначале даже не отреагировала на звук, настолько ушла в собственные мысли. Скудную еду тут просовывали в маленькое окошко над полом, на мои попытки побить дверь ногами никто не реагировал, состояние моего тела мне больше напоминало анабиоз. Мышцы плохо слушались из-за почти полной неподвижности в течение долгих часов. Думаю, моя тюремщики, не давая мне ни капли крови, решили, что буду покорной и готовой на все ради глоточка драгоценной жидкости. И никто-то их не предупредил, что мне эта жидкость нужна была постольку поскольку.
— Маэль Чейз, встаньте. — Голос говорившего мне даже не был смутно знаком. С трудом открыв глаза, веки казались тяжелее обычного, я взглянула на замершего рядом мной бессмертного. Мысли бежали в голове, больше похожие на студни: 'Его форма, странная… Не видела раньше…Интересно, как можно дышать в таком жестком воротничке… А лицо обыкновенное, даже странно для вампира быть таким простым…'
— Встаньте, Маэль Чейз, — в голосе мужчины скользнуло напряжение. Он, похоже, привык, что заключенные или подчиненные вытягиваются перед ним по первому его слову. Мне же было как-то глубоко наплевать на его звание, и мое тело осталось в горизонтальном положении.
— Если вы не подчинитесь, мне придется применить силу. — Лицо бессмертного свело от напряжения. Да он меня боится, вот так новость. Интересно, что ему там понарассказывали о жутко опасной девушке, оказавшейся шпионкой Диких. Ха и еще раз ха.
С трудом повернув к нему голову и разлепив сухие губы я выдавила из себя каким-то чужим голосом:
— И зачем мне это делать? — Похоже, мужчина впал в ступор.
— Делать что?
— Вставать. Зачем мне вставать, мне и тут хорошо. — На такой ответ он явно не рассчитывал.
В улыбке лицо напрочь отказалось искажаться, так что я сдалась, хотя, судя по ужасу, отразившемуся в глазах бессмертного, некий оскал у меня получился. Прекрасно, сейчас меня запеленают как душевнобольную, обмотают железными цепями и поволокут на допрос. Дошутилась.
Впрочем, ситуация меня почему-то совершенно не пугала. Сознание никак не хотело выходить из оцепенения и воспринимать угрозу как реальную.
— Мне приказали перевести вас в другое место. — Наконец выдавил из себя мужчина, решив,
