невероятное.
– А ведь из-за чего все? – весело заметил Артур, благоухая пивом на весь тир. – Из-за кого, т-точнее. Из-за того хлопца, Данилы. Его урла м-местная прижала…
Старик ничуть не удивился. Семечки на остановке, пыль во рту, сменщик нарвался на подвиг. Не- Королю Артуру самой судьбой было предписано нарываться. Но на этот раз парнишка по имени Даниил, сам того не ведая, шагнул вместо сменщика в львиный ров. И все кончилось трагикомической драчкой с местной «урлой».
Пуля – та, что отнюдь не дура, – просвистела мимо, у самого виска.
– Веришь в судьбу, сержант? – поинтересовался старик, расставляя на столе стаканы в тяжелых подстаканниках.
– А к-как же! – благодушно откликнулся «афганец». – И в приметы в-верю, и в сны т-тоже. Сегодня, блин, такое с-снилось, всп-поминать не хочется.
Петр Леонидович молча кивнул. Именно, что не хочется.
– Я чего с-слыхал. – Артур достал с полки сахар, поморщился. – Эти с-суки… Не те, с которыми я зав- вязался, а те, что в мэрии. Парк наш вроде к-ак продают. С пот-рохами. А п-потроха – это мы. Закрывают н-нас. Т-тир сломают, б-бордель негритянский строить ст-танут.
Старик не спеша разлил заварку.
– Правда? А почему – негритянский?
Последний болтик послушно стал на свое, конструкцией и инструкцией предписанное место. Петр Леонидович с удовлетворением вздохнул, легко толкнул «карусельку» ладонью. Порядок в танковых войсках! Всего-то и дел на… Взгляд скользнул по циферблату. Восемь минут, если без спешки. Старик долго вытирал руки тряпкой, без особой нужды перебрал инструменты в ящике, неуверенно поглядел на веник, скучающий в углу. Можно и подмести, в конце концов. Он никуда не спешит: дома пусто, никто не ждет.
…Дома никто не ждет, во рту – знакомый вкус пыли. Фляга пуста, вода в колодце пахнет бензином.
Старик выключил свет в зале. В раздумьях уставился на жестяной колпак настольной лампы. Можно потушить и ее, встать слева от двери, чтобы не задела пуля… Петр Леонидович невольно хмыкнул, представив, как это будет выглядеть со стороны. Терминатор, точнее, Тирменатор в засаде с тульской «воздушкой» вместо базуки. Он вновь поглядел на часы. 20.32, официально тир закрывается в восемь, и если сегодня не пришли…
В дверь постучали, когда он взялся за веник.
– Эй, дед, кто тут главный? Ты, что ли?
Бра «Привет из Сочи» делало все возможное и невозможное, но шестьдесят свечей – не зенитный прожектор. Впрочем, то, что гостей двое, старик понял сразу. Первый, амбал сам себя шире, торчал на пороге, а за его плечом расплывчатой тенью маячил второй, поменьше и пошустрее. Интересно, кто из них главный? Амбал?
– Оглох, дед?
– Добрый вечер. Главный – я. Кондратьев Петр Леонидович.
Он чуть не добавил: «С кем имею честь?» – но вовремя сдержался. Не поймут, строители негритянских борделей. Слова незнакомые.
– Ага!
Амбал двинул плечом, переваливаясь через порог. Петр Леонидович успел вовремя отступить в сторону, к месту предполагаемой засады. Если придется стрелять…
Старик беззвучно хмыкнул, представив нехитрый этюд. Даже если второй, оставшийся за дверью, держит оружие наготове и успеет что-то сообразить, туша ретивого амбала примет пулю на себя. Только не сообразит, не догадается. Секунда, максимум – две. Выстрелы в парке услышат? На то и тир, чтобы стреляли.
– Это чего, дед? Тир?
Вопрос амбала звучал столь естественно, что Петр Леонидович окончательно успокоился. Ерунда, стрелять не придется. Эти, пришедшие из вечернего мрака, ничего не знают и знать не могут. Просто их послали. Их послали, они пошли.
Хорошо, что он отправил Не-Короля Артура домой – мыться и отдыхать. Словно чувствовал. Так ведь и впрямь чувствовал!
– Тир, – послушно отозвался он, прикидывая, из какой заповедной чащобы родом не слишком вежливый гость. – А что, не похоже?
– Скажешь! Тир – это где стреляют, понял? По-настоящему, боевыми. А тут для детишек, лабудень мелкая. Ладно, дед, мы все понимаем, ты все понимаешь. Выметайся!
Петр Леонидович задумался – ненадолго, всего на мгновение. Бордель будем строить, значит?
– Ключи от сейфа – в ящике стола. Я только вещи заберу.
– Какие еще вещи?
Амбал стоял рядом: сопящий, хмурый. Кажется, он с нетерпением ждал повода, пусть даже такого.
– Забудь, дед! Все тут теперь наше, просек? Катись!
Старик еле сдержался, чтоб не поморщиться. Амбал явно предпочитал чесночную кухню.
– Личные вещи, – спокойно пояснил он. – Кепку. И портфель.
За кепкой можно было зайти завтра – отдадут, куда денутся! – да и в портфеле ничего ценного не хранилось. Но именно в этот миг старик понял, что не уступит. Дело, конечно, не в дураке, заросшем густыми мускулами, дело в нем самом, Петре Леонидовиче Кондратьеве. Слишком долго приходилось уступать, молчать, соглашаться. Не только горячему Не-Королю Артуру не по нутру всякая сволочь. Еще перед войной, в Коврове, каждую ночь ожидая ареста, молодой бухгалтер Петька Кондратьев твердо решил: просто так не возьмут. Не возьмут – и все.
Сейчас не арест – кепка-аэродром на столе. Ничего, кепка вполне подойдет.
Не худший повод.
Амбал дернул пухлыми губами, заранее скривился, пытаясь сложить подходящую фразу…
– Эй, что за твою мать?
Оказывается, второй гость успел войти.
– Про кепку уговора не было, в натуре. Бери, мужик, базара нет. Твое – забирай, казенное – оставь.
По тому, как замерли губы амбала, старик понял, кто тут главный. Хотя и не разглядел шустрого – темно. Второй гость не торопился под тусклый свет лампы. Говорить больше было не о чем, и Петр Леонидович устыдился прежних мыслей. Нашел из-за чего войну объявлять! И кому?
– Ключи от сейфа в ящике стола, – повторил он. – Сегодняшнюю выручку я сдал.
– В курсе, – с охотой откликнулся главный. – И вот чего, мужик. Мы – не беспредельщики, не думай. Есть решение, мы его, в натуре, выполняем. Если непонятки, пусть твоя «крыша» с предъявой приходит или стрелку забивает, по понятиям.
Старик кивнул. Надел кепку, привычно глянул в зеркальце, висевшее на стене с незапамятных времен. Все? Война отменяется, всем спасибо.
– Тю, фотки!
В голосе амбала звучало искреннее изумление. Петр Леонидович невольно обернулся. Детина, привыкший, что в тире стреляют исключительно боевыми, щурился, пытаясь рассмотреть фотографии, висевшие над столом. Сам старик напрочь забыл о них. Ничего, забрать успеем. Если, конечно, придется забирать.
– Танк! Гля, танк! – не унимался амбал, для убедительности тыча в желтоватую фотобумагу пальцем. – Такой у нас в райцентре стоит. А это кто? Ты, что ли, дед?
Отвечать Петр Леонидович не стал. Лето 1944-го, южнее Львова. Тогда их корпус ненадолго вывели из боя. Танк, возле которого он сфотографировался, был единственным в полку, уцелевшим после недельных боев. Экипажи, не сгоревшие и не попавшие в госпиталь, срочно обживали американские машины.
– «Ветеринар», значит? – подвел итог амбал. – На «Авроре» Берлин брал? Фронтовик-драповик?
Старик медленно и очень тщательно поправил кепку. Без особой нужды. Кепка была надета как надо – набекрень, к левому уху. Так раньше он носил фуражку.
