Я хлопаю Миню по плечу, и мы весело направляемся к ступеням.
Интересно, поводок ему нужен?..
Переступив порог, Миня останавливается, с любопытством оглядываясь по сторонам (видать, нечасто его прогулками баловали!), шумно втягивает ноздрями морозный воздух – и выпускает целое облако пара.
– Ну, куда пойдем?
Чадо соображает с полуслова и резво топает в обход кинотеатра, время от времени оглядываясь на меня: не отстал ли? Ну точь-в-точь ребенок – и погулять хочется, и потеряться боязно!
Я догоняю бугая, и мы идем рядом, оставляя за собой на девственном снегу две четкие цепочки следов: здоровенных копыт и ботинок на рифленой подошве.
Сбоку от кинотеатра начинаются старые гаражи, сплошь покрытые матерными надписями вперемешку со знаками-оберегами. Фонарей тут нет, но луна-подруга, разорвав в клочья мрачную завесу облаков, услужливо подсвечивает с небес, словно указывая дорогу. Куда? А, не важно! Побродим по окрестностям с полчасика – и назад.
Обойдя гаражи, мы выбираемся в переулок; странно – тротуар практически расчищен от снега. Так, слегка припорошило сверху, и все. С обеих сторон громоздятся безликие коробки бетонок-пятиэтажек, кое- где в окнах горит свет, но людей не видно. Ну и отлично! Шалить, уподобляясь кентам, мы не собирались (во всяком случае, я); одно неясно – что ж они все по домам сидят? Еще и восьми вечера нет, детское время…
Словно в ответ на эту мысль, в ближайшей подворотне мелькает тень. Застывает на миг, размазывается вдоль стены – и исчезает. Все-таки напугали кого-то!
Отворачиваюсь.
Иду дальше.
– Раз, два, три, четыре, пять… – уныло бубнит за нашими спинами из подворотни чей-то голос. Детский, не детский – не разберешь.
– Я иду искать! Иду искать!..
Нет, не телевизором единым жив человек. Вон, в прятки играют. Детвора, наверное.
– Иду искать! – голос прежний, тоскливый, но звучит он уже с другой стороны переулка, от мусорного бака.
Когда это он перебежать ухитрился? Или здесь эхо такое?
Я поглядываю на Миню, но тот не обращает на шутки акустики никакого внимания. Таращится на освещенные окна, иногда начинает что-то бормотать, заискивающе трогая меня за плечо, тычет пальцем то в одно окно, то в другое.
– Ты чего-то хочешь, Миня?
– М-ма-а-а…
Эх, создатель я хренов!
– …иду искать! – на этот раз выкрик раздается совсем близко, и я начинаю озираться. Черт, да ведь это не ребенок! Не бывает у детей таких голосов. Этот голос только
Под одежду забирается неприятный холодок. Бомжа-исчезника я уже имел честь видеть. О 'Лектрючках' имел честь слышать. С квартирником, опять же, поцапался…
Мало ли какая пакость еще объявится?!
Грустно, девушки… Конечно, со мной Миня – живая гора мускулов, да еще и с рогами-копытами впридачу; только Миня ведь у меня мирный, и вообще стыдно ребенком заслоняться. Какая от него помощь в случае чего?
В случае – чего?
– Я иду искать! Иду! – доносится от неработающего фонтанчика, потом из-за старой липы; потом опять рядышком, почти вплотную.
Кажется, пора заканчивать прогулку.
– Я иду искать! Кто не спрятался – я не виноват… Не виноват! – теперь голос-обманка звучит с асфальтового пятачка в конце переулка. Дальше высится глухая стена. Тупик.
И пятачок абсолютно пуст.
– Не виноват! Кто не спрятался – я не виноват!
В голосе поет торжество. Я невольно пячусь задом, и вдруг со спины меня протягивает сквознячком.
Сзади!
Оборачиваться нельзя, нельзя ни в коем случае – я не знаю, почему, но… суставы скрипят несмазанными шарнирами, позвоночник грозит треснуть…
Я повернулся.
С неба сыплется реденький снежок, и пороша контурами очерчивает напротив: облако, грозовое облако, чернильное пятно, оно висит над тротуаром в каких-нибудь трех шагах – и смотрит на меня.
Без глаз.
