комбинезоны…
Танки тоже горят. Первый уже готов, длинная пушка тычется в пылающий асфальт, со второго взрывом сорвало башню…
Смех застревает в горле.
– РПГ-14, – среди мертвой тишины голос лейтенанта звучит, как гром. – Кумулятивными. А неплохо!
На шоссе – ад. Головные и замыкающие машины горят, остальные пытаются выбраться – и тоже вспыхивают. Кто-то выскакивает из люка, отчаянно размахивая белой тряпкой.
А вот и победители! Незнакомые парни в очень знакомых кожаных куртках. Куртках, вязаных шапочках, тяжелых ботинках на двойной подошве. Камера приближается, и я еле удерживаюсь, чтобы не присвистнуть. Ежик!
Братва!
Ежик смотрит куда-то в небо, словно догадываясь о всевидящем оке спутника, и поднимает вверх растопыренные пальцы.
Вот, значит, как! Им тоже здесь жить…
Пленных не берут. Уцелевших парней в черных комбинезонах теснят к горящим машинам, короткие стволы бьют в упор…
– Скажите им! Господин Бажанов, скажите им!
Черный Ворон Молитвин вскакивает, машет худыми руками. Только сейчас я замечаю, что френч ему маловат.
Генерал молча качает головой, затем поворачивается к лейтенанту:
– Северный сектор…
Изображение меняется. Опять дорога, но поуже, вокруг – лес. Танки медленно ползут на подъем, впереди катит мотоцикл, из коляски высовывается рыло пулемета.
– Белгородское шоссе. Пятьдесят две машины. Сейчас подойдут к перекрестку, где поворот на поселок Жуковского…
Комментарий лейтенанта излишен. Я узнаю эти места. Померки, где-то совсем рядом – Интернат N 4, в котором учат будущих футболистов.
– Что у нас здесь? – негромко роняет Бажанов.
– Ничего, – вздыхает лейтенант. – После гибели господина Старинова группа отошла к кругу седьмого трамвая.
Те, на экране, словно чуют это. Люки открыты, конопатый облом сидит, свесив ноги с башни. Первая машина преодолевает подъем. Вот и знакомый перекресток. Пустой троллейбус прилепился к обочине.
Танк на миг останавливается. Мотоцикл делает круг, возвращается, офицер в коляске машет танкистам, тыча рукой вперед.
– А это что за знаки? – Бажанов неторопливо подходит к экрану.
Знаки? И тут я замечаю: прямо посреди мостовой стоит железная тренога-раскоряка с жестяным кругом, на котором грубо намалеван знак-кирпич, сиречь Въезд воспрещен. Такой же, только прикрепленный к столбу, кирпич красуется у поворота на поселок Жуковского.
Никак ГАИ наше родимое проснулось?
Лейтенант хочет что-то ответить, но не успевает.
Мотоцикл тормозит.
Резко, посреди пустой дороги, прямо перед кирпичом.
Солдаты и офицер выскакивают…
Изображение растет, занимает весь экран. С мотоциклом творится странное. Точнее, с передним колесом. Там что, яма?
Рядом хмыкает Игорь. Похоже, это он тоже видел в каком-то старом фильме.
Колеса уже нет. Оно внизу, в глубине асфальта. И весь мотоцикл уходит в трясину, торчит лишь рогатый руль…
– Танк! Покажите танк! – кричит кто-то.
Оператор мешкает, и мы успеваем заметить только башню. Стальное чудовище прочно сидит под асфальтом, очумелые танкисты скатываются по броне…
– Святый Боже! – мой сосед, пожилой интеллигент при галстуке, поспешно крестится. Самое время!
Колонна пятится, танки сталкиваются, съезжают в кювет. Поздно! Асфальт превращается в болото, в бездонную топь. У кого-то не выдерживают нервы: танковая пушка лупит в белый свет – раз, другой, пока асфальтовая трясина не смыкается над люком.
Ну и ну! А с другой стороны, нечего правила дорожные нарушать! Сказано же – въезд воспрещен!
Как говорится: мы же вас предупреждали!
По-хорошему.
Жаль, все въезды знаками не перекроешь: заговорной силы не хватит.
– Господин Молитвин! Вчера… Вы имели в виду именно это?
