«Что это? – спросил я. – Жир? Небольшое пятно жира?»
Док улыбнулся и сказал:
«Кажется, ты выиграл плюшевого мишку, Винсент. Видишь, как скрючена рука?»
«Ага. Как будто он смотрел в подзорную трубу», – сказал Джордж. Теперь мы уже втроем стояли на коленях, словно мусорная корзина это алтарь, и мы пытаемся молитвами оживить умершего.
«Нет, не думаю, что он играл с подзорной трубой», – сказал Док. Я заметил, Стеффи, что он взволнован, как бывает, когда человек сталкивается с тем, что таким, как он, в повседневной жизни не встречается. Он вгляделся в лицо мертвеца, (то есть, мне показалось, что он смотрел на лицо, но на самом деле, он смотрел немного ниже), а затем его взгляд перешел обратно на правую руку.
«Я уверен, что это не так», – сказал он.
«Тогда что он делал? – сказал Джордж. – Я хочу сообщить об этом в полицию штата и в канцелярию министра юстиции, Крис. А чего я точно не хочу, так это провести все утро на коленях возле трупа, пока ты играешь в Эллери Куина .
«Видите, большой палец почти касается указательного и среднего?» – спросил Док. Конечно, мы видели.
«Если бы парень умер, пытаясь посмотреть в импровизированную трубу, то большой палец накрыл бы остальные и касался бы среднего и безымянного. Попробуйте сделать это сами, если мне не верите».
Я попробовал, и будь я проклят, но он не ошибался.
«Это не труба, – сказал Док, снова трогая пальцем твердую мертвую руку. – Это похоже на пинцет. Плюс жир, да песок на ладони и внутренней стороне пальцев. Что получается?».
Я знал, но поскольку Джордж был главным, я дал ему слово.
«Если он что-то ел, перед тем, как умереть, – сказал тот, – то где же это, черт возьми?».
Док указал на шею мертвеца – даже Нэнси Арнолт заметила, что она была распухшей – и сказал:
«Сдается мне, что там, где оно и застряло. Передай-ка мне сумку, Винсент».
Я передал. Он попытался в ней пошарить, но обнаружил, что, стоя на коленях, может работать только одной рукой: он был огромен и должен был опираться другой рукой о землю, чтобы не кувыркнуться. Поэтому он отдал сумку мне и сказал: «У меня там два отоскопа, Винсент. Так называются фонарики для осмотра. Один старый, я его постоянно использую, а другой запасной, он выглядит совсем новым».
«Минутку, минутку. Я не уверен, – запротестовал Джордж. – Мы вроде собирались передать это дело на материк, Каткарту. Это его работа, и ему за нее платят».
«Беру ответственность на себя, – сказал доктор Робинсон. – Любопытство сгубило кошку, но она была так довольна, что воскресла. Вы вытащили меня из дома в сырость и холод, оставив без утреннего чая и тоста, и я хочу получить хоть немного удовольствия, если получится. Может, все это зря. Но такое чувство... Винсент, бери этот. Джордж, ты возьми новый, и, пожалуйста, не надо ронять его в песок, такой инструмент стоит две сотни долларов. И еще, я не стоял на четвереньках, как ребенок, изображающий лошадку, с тех пор как мне было семь лет; если мне придется стоять так слишком долго, то я рухну прямо на этого парня, так что, ребята, слушайте меня и быстро выполняйте команды. Вы когда-нибудь видели, как работники музея направляют на маленькую картину два луча, чтобы она выглядела яркой и привлекательной?».
Джордж не видел, поэтому доктору Робинсону пришлось объяснять. Когда он закончил (и был уверен в том, что Джордж Воурнос все понял), редактор местной газеты опустился на колени по одну сторону от сидящего трупа, а местный начальник полиции по другую, и у каждого в руке был похожий на трубочку фонарик Дока. Только вместо произведения искусства нам предстояло освещать глотку мертвеца, чтобы доктор мог заглянуть поглубже.
Он встал на четвереньки, громко пыхтя и отдуваясь, – это было бы смешно при менее необычных обстоятельствах, и если бы я не боялся, что у него прямо там случится сердечный приступ – затем протянул руку, засунул ее парню в рот и отвел нижнюю челюсть, словно она держалась на шарнирах. В шарнирах, если призадуматься, ничего страшного нет.
«Теперь, – сказал Док, – подойдите поближе, парни. Не думаю, что он кусается, но если я ошибаюсь, то сам же за это и поплачусь».
Мы придвинулись ближе и осветили глотку трупа. Внутри все было красным и черным, только язык был розовым. Я слышал, как тяжело дышит Док, и как он сказал, скорее сам себе, чем нам: «Еще немного», – и выдвинул нижнюю челюсть еще дальше. Затем обратился к нам: «Поднимите их и светите прямо в глотку».
Мы выполнили указания, насколько это было возможно. Направление света изменилось, и вместо розового языка стала видна эта висячая штучка в горле, эта, как ее...
– Увула, – хором подсказали Стефани и Дэйв.
Винс кивнул.
– Ага, она. И прямо за ней я увидел что-то. То есть верхнюю часть чего-то темно-серого. Двух-трех секунд хватило, чтобы удовлетворить любопытство доктора Робинсона. Он вытащил пальцы изо рта трупа, нижняя губа которого с легким шлепком легла на десну, а челюсть осталась отвисшей.
Док снова стоял на четвереньках, и дышал в два раза чаще, чем когда опускался на колени.
«Вам, парни, придется помочь мне встать, – сказал он, когда немного отдышался. – Я ног не чувствую ниже колен. Черт, ну и дурак же я, что так растолстел».
«Я помогу тебе, как только ты мне скажешь, – поставил условие Джордж. – Ты что-нибудь увидел? Потому что я не видел ничего. А ты, Винсент?»
«А я, кажется, видел, – сказал я. На самом деле я, мать его, отлично все видел – пардон, Стеффи, – но не подал вида.
«Ну и пусть, оно там, все в порядке, – сказал Док. Он все еще задыхался, но был доволен, как человек, почесавший зудящее место. – Каткарт достанет, и мы сможем определить, стейк ли это, или ветчина, или еще что-нибудь, но мне кажется, это уже неважно. Самое важное мы уже узнали – он пришел сюда с куском мяса в руке и сел, чтобы съесть его, любуясь лунным светом на воде. Прислонился спиной к этой мусорной корзине и подавился, прямо как негритенок из детской считалочки. Последний ли это был кусок того, чем он перекусывал? Возможно, но не обязательно».
«Когда он был уже мертв, чайка могла схватить и утащить прямо из его руки то, что осталось, – сказал Джордж. – И оставить только этот жир».
«Верно, – сказал Док. – А теперь вы поможете мне подняться, или мне придется ползти к машине Джорджа, чтобы подтянуться на дверной ручке?».
8
– Ну, что скажешь, Стеффи? – спросил Винс, глотнув холодящей горло колы. – Ответ найден? Дело закрыто?
– Черта с два, – ответила та, едва заметив одобрительные улыбки стариков. Ее глаза сверкали. – Может, причина смерти и ясна, но... Кстати, что там было? Что было у него в горле? Или я опять опережаю события истории?
– Солнышко, невозможно опередить события истории, которой нет, – сказал Винс, в его глазах играл озорной огонек. – Ты можешь спросить о том, что произошло или могло произойти до или после. Я отвечу. Дэйв, думаю, тоже.
И как бы в доказательство его слов главный редактор «Еженедельного островитянина» сказал:
– Это был кусок говядины, возможно стейк, приготовленный, скорее всего, из лучшей части туши, вырезки или филе. Возможно, это был бифштекс, несильно прожаренный. Механическая асфиксия вследствие аспирации инородного тела – такая причина смерти была записана в протоколе, хотя человек, которого мы всегда называли «дитя Колорадо», получил еще и тяжелую форму церебрального эмболизма – инсульт, другими словами. Каткарт решил, что удушье явилось причиной удара, но, кто знает, может и наоборот. Так что, как видишь, даже причина смерти ускользает, когда пытаешься в ней как следует разобраться.
– Есть все же в этом деле одна история, небольшая, и я тебе ее сейчас расскажу, – сказал Винс. – Она об одном парне, чем-то похожем на тебя, Стефани, хотя мне хочется думать, что, в отличие от него, ты попала в хорошие руки, когда пришло время навести последний лоск на твое образование, и люди тебе попались более чуткие, чем ему. Этот парень, думаю, был не старше двадцати трех лет и тоже приезжий (скорее с юга, чем, как ты, со Среднего Запада), и он тоже проходил дипломную практику, только по
