страдальчески морщился. Сказал же я вот что:
— Да, мы это опубликуем. В этом и есть весь смысл. Нам нужно поместить рядом с твоими фотографиями несколько маленьких надписей, чтобы люди могли их прочитать. Что-нибудь типа «я люблю, когда сзади» или «я мечтаю, чтобы меня так или эдак». Все такое.
— А я не хочу, чтобы рядом с моими фотографиями что-либо печатали!
— Э… Но в нашем журнале так принято. Весело…
— Это личное! И никого не касается!
Серьезно? Мечты, значит, личное, а задница на весь разворот — не личное?
— Ладно, что ты любишь?
— Зачем? — уперлась Дженнифер.
— Затем, что я должен что-нибудь написать!
— Я не хочу! Чем плохо, если там будут просто фотографии?
Она даже расстроилась.
— Ты не бойся. В этом ничего такого нет, все так делают. Модели обязательно рассказывают нам о собственных фантазиях…
«Как же, рассказывают они!»
— …и ты расскажи!
— Мне так не нравится. Я не хочу делиться своими сокровенными мыслями с первым встречным.
— Но ведь ты снимаешься голой?
— Но я не хочу, чтобы люди обо мне что-либо узнали!
— Так придумай что-нибудь!
— А почему вы сами не придумаете?
— Потому что так будет веселей, — сказал я и попросил ее успокоиться. — Ладно, выкинь все из головы. Я что-нибудь придумаю.
— И что ты напишешь?
— Не знаю… Какую-нибудь чушь…
— Только не пиши ничего хамского, ладно?
— Я обязательно напишу что-нибудь хамское, потому что у нас хамский журнал!
— А я не хочу, чтобы рядом с моими фотографиями появлялись хамские надписи!
— Не обижайся, но мне придется.
— Да почему?!
— Просто ребятам, которые воображают, как ты с ними… Им нужно прочитать что-нибудь такое.
И мне приходится объяснять все это порномодели!
— Я позвоню Говарду.
Она повесила трубку.
Что ж, после такого разговора читателю остается только оторвать с горя все свое хозяйство! А я лично никогда еще не чувствовал себя таким придурком.
Следующая девушка, Трейси, оказалась немногим более разговорчивой. Все, что ей было нужно, — это встретить хорошего человека, с которым весело, и поселиться с ним на берегу моря. У меня ушло добрых двадцать минут на то, чтобы она наконец призналась, что «любит сверху». На бумаге это вышло вот как: «Я люблю зажать лицо мужчины у себя между ног, чтоб ему стало жарко, и держать его до тех пор, пока не кончу и не вымажу его всего!» По крайней мере сама мысль о надписях под фотографиями ее не возмутила, просто звонок застал Трейси посреди супермаркета, и ей было неудобно говорить.
Пэдди дождался, пока я повешу трубку, и сочувственно улыбнулся.
— Кажется, догадываюсь. Стюарт опять ищет правды, да?
— Он велел мне обзвонить моделей.
Пэдди ухмыльнулся и покачал головой.
— И как ему не надоест? На Стюарта такое находит не реже раза в год. Вечно одно и то же. «Нужно по-настоящему, нужно без вранья…» Чушь! Это ж порнуха, а порнуха и действительность не пересекаются!
Он предложил мне сигарету и закурил сам.
— Знаешь, что такое действительность? Действительность — это когда спускаешься в киоск за журналом с голыми бабами, так как больше тебе их увидеть негде. В лучшем случае тебя ждет толстая, изъезженная вдоль и поперек, до смерти надоевшая жена, которую можно трахнуть разве что спьяну.
— Что в тебе подкупает, Пэдди, так это столь редкая в наше время душевная чистота.
— Этот кретин прав, — раздался откуда-то из-за моей спины голос Роджера.
— Действительность? Действительность состоит из девушек, которые живут с мамой и папой, или помолвлены, или ходят в кружок рисования. Эти девушки коллекционируют плюшевых мишек, смотрят сериалы «про жизнь» и огорчаются, если их любимого персонажа выбрасывают из сценария.
Пэдди выпустил пару колец и продолжил:
— Эти девушки, как и мы с тобой, стесняются рассказать, что их на самом деле заводит. Ты встречаешься с ними каждый день. Многие из них признались бы тебе, что страшно любят подставлять задницу сразу нескольким партнерам? Вряд ли!
— Да, но ведь они порномодели! Должны же они чем-то отличаться?
— А я порноредактор! Так что и я должен… А я за последние три месяца ни одну и пальцем не тронул. Хотя считается, что мы тут все направо и налево… Ребята в пабе отказываются мне верить, как я их ни убеждаю. Они думают, что я такой скромный или просто осторожничаю. Ничего подобного! Я первый готов забраться на минарет и крикнуть на всю Мекку, что мне удалось перепихнуться — если и в самом деле удалось. Только это не так, потому что я живу в реальном мире. Работаю в порноиндустрии, а живу на земле. С девушками то же самое. Читатель хочет верить, что они такие бесстыдные старые шлюхи, которые только и мечтают, чтобы их кто-нибудь отымел, и готовы признаться кому угодно в чем угодно — так они низко пали. А что, не пали? Раздеваются же они перед камерой? Раздеваются. Однако не перестают быть обыкновенными людьми. А люди не говорят всей этой чуши, что мы пишем. Даже парни. Мужчины навыдумывали все это, пока занимались онанизмом и мечтали. Такой бред их заводит. Да, конечно, твоя девушка или какая-нибудь старая потаскуха может по твоей просьбе несколько раз сказать «затрахай меня до смерти», «порви мне дырку» или еще что-нибудь — и то придется потрудиться. Однако модели не будут диктовать тебе по телефону всю ту ахинею, что мы пишем от их имени: они модели, а не писатели. Вот почему «Мунлайт» нанимает людей вроде тебя. Вот почему всякий раз, когда Стюарт затевает такие беседы, номер ломится от девичьих стонов. Дескать, им ужасно хочется немного пообниматься, а после секса немного поболтать. И у кого на такое встанет?!
— Я понимаю, что ты имеешь в виду.
— Ошибка Стюарта в том, что он путает секс и действительность. Люди хотят именно секса, но надо быть последним мудаком, чтобы верить в возможность секса за два фунта девяносто пять пенсов.
И он ушел. А у меня остался еще один звонок.
Вопреки прогнозам Пэдди Джемма (это ее настоящее имя) оказалась совсем другой. Она была польщена, а когда до нее дошло, что это нечто вроде «секса по телефону», ее разобрал нехороший смех.
— Фотографии перед тобой? — спросила Джемма, и я сказал, что да, передо мной.
— Тебе нравится, как я у себя выбрила? Я сделала это специально, готовясь к съемкам.
— Очень мило! — ответил я, правой рукой записывая, а левой поправляя штаны.
— Я раньше не выбривала там полностью, только подстригала, но теперь там так гладко, так мягко, что я не хочу пока ничего менять.
Мне хотелось спросить, не там ли ее ладонь в данный момент, но я не знал, как выстроить фразу, чтобы не догадался Роджер.
— Потрясающе! — только и сказал я.
— Давай спроси меня о чем-нибудь! О чем угодно! Я отвечу, — подталкивала меня Джемма.
Я вновь поправил штаны и пожалел, что сделал звонок отсюда, а не из кабинета Стюарта.
— Расскажи про самую грязную случку в твоей жизни.
Я говорил тихо, прикрыв трубку ладонью. Немного подумав, Джемма ответила, что не против
