Кенсингтон объяснила, что ей пора и что она еще вернется. Я сказал «чао!» и вспомнил про одно ее желание. Может, спросить, хочет ли она, чтобы ей пописали в лицо?
— Ладно, я пошла, — сказала она, а потом тихо добавила: — Я позвоню тебе на следующей неделе.
— Что там у вас? — спросил Мэтт, когда я сел на место.
— Потом объясню.
Конечно, объясню! Ведь я приготовил для него пару снимков, только мне очень не хотелось вынимать их прямо здесь.
День тянулся еле-еле, как и всегда, когда чего-то ждешь. Утро сменилось временем обеда, обеденное время перешло в стадию паба, а эта стадия перетекла, как ни обидно, в дневное время. Нам пришлось вернуться в здание суда, сесть там и ждать дальше. К счастью, мы успели подзаправиться, и несколько кружек пива (в случае Тани и Синди — джин-тоник) сделали эти скучные часы куда более сносными.
Я бродил по зданию, разминая ноги. Когда я проходил мимо туалетов, оттуда появилась Таня.
— Эй, Годфри! Фотоаппарат с собой? — спросила она, оглянувшись.
— Нет, он у Пэдди.
— Сходи возьми. Я буду ждать тебя здесь.
Я думал, она хочет сделать пару снимков от входной двери, однако по возвращении меня втолкнули и женский туалет, а затем в одну из кабинок.
— Все в порядке, здесь пусто. Давай сделаем несколько жестких снимков, — сказала Таня, задирая юбку и расставляя ноги.
Конечно, надо было отказаться и объяснить, что нас опять арестуют, но иногда вы просто не можете действовать иначе, верно? Кроме того, я с ума сходил от скуки, а такая фотосессия меня развлечет.
Она встала на сиденье унитаза и присела на корточки, а я кинулся ей под юбку и принялся щелкать затвором.
— Теперь растопырь, — сказал я.
Одной рукой Таня выполняла мое требование, а другой держалась за стену кабинки, чтобы не упасть.
— Нравится? — спросила она, потом засунула туда палец и вытерла его о мое лицо.
Мы хихикали и старались вести себя тихо, что было непросто: Таня все время соскальзывала и грохотала пластмассовым сиденьем. Положение было самое идиотское: мы находились в здании суда и делали ровно то же, что нас сюда и привело. Господи, если нас опять схватят, то вкатят уже по полной. Ну и хрен с ними, зато об этом я буду рассказывать своим внукам!
Не знаю, кто первый начал и как вообще так получилось, только не успели мы отснять и десятка фотографий, как мои трусы оказались спущенными, и я, прижав Таню к двери кабинки, драл ее почем зря.
— Давай, давай трахай меня! — задыхалась она, а мне очень хотелось ответить: «А я и трахаю!»
Вдруг мне стало все равно, услышит нас кто-нибудь или нет. Я трахал потрясающей красоты порномодель, и пусть остальной мир идет к чертям! Я знал наверняка — наверняка! — что у меня никогда не будет столь великолепной партнерши, и я не остановлюсь ни ради чего, пока не сделаю все как следует. С этого мгновения жизнь моя пойдет под горку. Пусть хоть на пять лет сажают, мне плевать!
Таня сладко дышала мне в лицо и озорно улыбалась, а я выкладывался по полной. Ее тело было упругим и легким, и она отзывалась на каждое мое движение как настоящая профессионалка. О-о, великолепно… Великолепно… Сначала Таня с Синди сделали мне минет, потом была констебль Кенсингтон, а теперь еще вот это. Можно сказать, не таясь: у меня началась светлая полоса, и я наслаждался каждой ее минутой. Спасибо тебе, Господи! Спасибо, спасибо, спасибо…
— О-о, Годфри, ты хоть куда!
Не помню, говорила ли она что-нибудь подобное, но я решил, что это замечание здесь вполне уместно.
Таня ерошила мои волосы, мы целовались, и я уже не мог разобрать, где ее язык, а где мой. Потрясающе! Вы слышите? Потрясающе! Таня переключилась на мою ушную раковину, и мы чуть не упали. Неожиданность всего происходящего, наше непотребство и, что уж там, неосмотрительность заставляли наши организмы выделять какое-то дикое количество адреналина. Я и раньше слыхал про «опьянение страстью», хотя до этого мгновения не знал, что это значит. Весьма, весьма рекомендую!
— Ты такой большой, Годфри! — возможно, сказала Таня.
И тут вмешалась действительность: в дверь кабинки постучали. Таня и я застыли, перестав дышать. Через пару мгновений Таня крикнула:
— Минутку, я уже скоро!
Затем она взглянула мне в глаза и кое-что сделала. Это я унесу с собой в могилу. Возможно, в сравнении с предыдущим — ничего особенного, но именно это я вспоминаю в первую очередь, когда думаю о том дне. Вот мы стоим, прижавшись к двери кабинки, наши тела переплетены, мы задыхаемся от страсти… Она наклоняется и целует меня в губы… Еле ощутимо, осторожно… Это была сама страсть. Я любил ее в эту минуту.
— Таня? — спросил голос из-за двери.
— Да? — ответила Таня, не отводя от меня взгляда.
— Кто там с тобой? Годфри?
Я узнал голос Саманты.
— Нет, — сказала Таня и опять меня поцеловала.
Саманта вошла в соседнюю кабинку, взобралась на унитаз (хит сезона) и заглянула через стену.
— Что вы делаете, идиоты! — воскликнула она.
— Детей… — ответил я, и мы с Таней рассмеялись.
— А ну валите оттуда! Хотите, чтобы вас повесили?
Какое-то время подумав (не очень долго), я ответил:
— Но я еще не закончил.
Таня улыбнулась, и мы потихоньку задвигались вновь.
— Плевать, выходите!
— И не подумаем! — ответила Таня, откликаясь на каждое мое движение.
— Если вы сейчас же не прекратите, я приведу сюда секретаря суда! — пригрозила Саманта, однако я сказал ей, что пусть приводит хоть Лоуренса Аравийского[17] — меня ничто не остановит.
— Слушай, ведь ты наш представитель? — спросила Таня, подняв на нее взгляд. — Так давай представляй наши интересы: постой на шухере!
— Это какое-то сумасшествие, так себя вести нельзя… — сказала та.
— А ты посмотри на нас!
Я забавлялся.
— Мать вашу!.. — воскликнула Саманта. Она слезла с унитаза и вышла из кабинки.
— Идете вы или нет?
— Позже… — сказал я, двигаясь со всевозрастающим азартом.
— Я не шучу! Сейчас приведу секретаря!
— Не приведешь.
Судя по всему, этот ответ Саманту добил. Помешкав еще немного, она сказала:
— Ладно, только поскорее!
— Конечно. Последи там, мы скоро выйдем!
— Вряд ли… — выдохнула Таня. — О да! — простонала она. — Давай! О господи!
Мне стало смешно. Пока Саманты не было, она вела себя куда тише. А теперь вдруг потеряла всякую способность держать варежку закрытой.
— Да! Нет! Только не останавливайся! Чудесно… — говорила Таня мне и Саманте. — Да! Да! Да! О господи! Нет, нет, нет! Да! Нет… Давай!
Я понятия не имел, что она там бормочет. Отзывы на мой счет были самые лестные — это все, что я знал.