вероятно, рассчитывал снарядить экспедицию ей под юбку. И вот он поведал мне, что Эдвард Тич Черная Борода, по слухам, зарыл там несметные богатства. «Никому не удавалось найти сокровище, Хэви, - сказал он мне (он звал меня Хэви), - но вдруг тебе повезет? Много-много драгоценностей и золотых дублонов».
- И вы отправились на разведку, предоставив деду возможность поразвлечься с горничной?
Судья с улыбкой кивнул.
- Я запрыгнул в старый деревянный челнок, стоявший у причала, и пустился грести так, словно у меня волосы на голове горели и того гляди задымится хвост. За пять минут перемахнул через пролив. Сейчас этот путь занимает у меня втрое больше времени, и то, если нет волн. Со стороны суши там сплошь скалы да густой кустарник, но на другой стороне, которую омывает пролив, есть дюна из мельчайшего песка. Ничего ей не делается. За те восемьдесят лет, что я езжу на остров, она вроде бы ничуть не изменилась. Во всяком случае, не изменились ее очертания и местоположение.
- Сокровищ не нашли?
- Можно сказать, нашел, но не в виде драгоценных камней и золота. Я увидел на песке имя. Как будто его тростью написали, однако рядом не было ни трости, ни палки. Буквы глубоко врезались в песок, на ярком солнце в них залегала тень, и эта надпись словно выступала из холма, парила над ним.
- Чье же это было имя, судья?
- Давайте я напишу, чтобы вам было проще себе представить.
Судья вынул из верхнего ящика стола лист бумаги, тщательно начертил на нем буквы и повернул лист так, что Уэйленд сумел прочесть: РОБИ ЛАДУШ.
- Ясно-ясно, - по-адвокатски уклончиво протянул Уэйленд.
- Случись это не летом, я бы отправился на поиски сокровища с этим самым Робби. Он был моим лучшим другом - знаете, как это бывает в детстве.
- Сиамские близнецы, - улыбнулся Уэйленд.
- Подходили друг другу, будто новенький ключик к новенькому замку, - кивнул Бичер. - Но дело было летом, и Робби уехал с родителями в гости к бабушке и дедушке по матери в Виргинию или в Мэриленд - словом, куда-то на север. Вот и пришлось мне искать дублоны и прочее в одиночку. А теперь - внимание, господин адвокат. На самом деле парня звали Роберт ЛяДусетт.
И вновь Уэйленд протянул свое «ясно-ясно». Судье подумалось, что такая привычка может и приесться в собеседнике со временем, однако лично ему не судьба в этом убедиться, так что не стоит и обращать внимание.
- Мы были закадычными друзьями, и у нас сверх того имелась большая компания мальчишек, с которой мы водились, и все мы звали Роберта Робби ЛаДуш. Понимаете, к чему я клоню?
- Кажется, понимаю, - покорно ответил Уэйленд, но видно было: ничегошеньки он не понял. И неудивительно: Бичеру понадобилось куда больше времени, чтобы во всем разобраться. Тысячи бессонных ночей.
- Вспомните: мне было десять лет. Если бы я попытался написать прозвище моего приятеля, я бы изобразил его именно так. - Он постучал пальцем по заглавным буквам РОБИ ЛАДУШ и добавил, обращаясь главным образом к самому себе: - Значит, эта магия по крайней мере отчасти во мне самом. Иначе и быть не может. Вопрос в том, какая ее часть во мне?
- Так это не вы написали имя на песке?
- Нет. Разве я не ясно выразился?
- Значит, это сделал кто-то из вашей компании?
- Остальные мальчики жили в Нокомисе и про островок слыхом не слыхивали. Да и знали бы, с чего бы поплыли на эту пустынную скалу? О том, что в наших владениях есть остров, знал только Робби, он тоже вырос на Пойнте, но Робби уехал за сотни миль на север.
- Ясно.
- Мой друг Робби так и не вернулся домой с тех каникул. Неделю спустя пришла весть: на верховой прогулке Робби свалился с лошади и сломал себе шею. Погиб мой Робби. Его родители были убиты горем. Да и я тоже.
Наступило молчание: Уэйленд обдумывал услышанное. Оба они обдумывали. Где-то вдали над темнеющим небом пророкотал вертолет, удаляясь в сторону пролива. Управление по борьбе с наркотиками, предположил судья. Гоняются за контрабандистами. Каждую ночь он слышит вдали вертолет. Таков современный мир, и в том числе по этой причине, по множеству причин, он рад будет отряхнуть его прах со своих ног.
Наконец, Уэйленд очень осторожно произнес:
- Я вас правильно понял?
- Не знаю, право, - усмехнулся судья. - Что именно вы поняли?
Но на то Энтони Уэйленд и юрист, чтобы не дать себя обойти, вовремя уклониться.
- Вы рассказали об этом деду? - вопросом на вопрос ответил он.
- В тот день, когда пришла телеграмма о гибели Робби, деда здесь не было. Он нигде подолгу не задерживался. Увиделись мы примерно через полгода. Нет, я ему ничего не стал рассказывать. Подобно Марии, матери Иисуса, я сохранял все знаки в сердце своем.
- И к какому же выводу вы пришли?
- Я возвращался на остров вновь и вновь, чтобы посмотреть на дюну. Уже это само по себе - ответ на ваш вопрос. Я проверял десятки раз, но там ничего не было. Ничего, ничего, ничего. Шло время, и я бы начал забывать о дюне, но как-то после школы я приплыл туда и снова увидел имя, написанное на песке. Изображенное печатными буквами, если выражаться со всей точностью, как подобает юристам. Опять-таки никаких палок поблизости, хотя, разумеется, палку могли выбросить в воду. ПИТЕР ОЛДЕРСОН. Незнакомое имя, но спустя несколько дней я увидел его снова. Ходить к воротам за газетой было моей ежедневной обязанностью, и у меня вошло в привычку просматривать первую страницу на ходу, пока я брел обратно по подъездной дорожке - вы сами по ней только что проехали и знаете, что там добрых четверть мили. В то лето я интересовался действиями сенаторов от штата Вашингтон, потому что в наших глазах это были «ребята с юга».
В тот день мой взгляд привлек заголовок внизу первой страницы: МОЙЩИК ОКОН - РОКОВОЕ ПАДЕНИЕ. Бедолага мыл окна на третьем этаже публичной библиотеки Сарасоты, и леса под его ногами провалились. Его звали Питер Олдерсон.
По лицу Уэйленда нетрудно было догадаться, что тот принимает все это за хитроумную шутку или же думает, будто у старика разыгралось воображение. Однако скотч, который подают в усадьбе Бичера, молодому человеку явно пришелся по вкусу, и он ни словом не возразил, когда хозяин подлил ему еще. Да и не все ли равно, верит ему этот мальчик или нет? Важна лишь сама история, и ее следует рассказать до конца.
- Теперь вы понимаете, почему я все время ломал себе голову, пытаясь понять, в ком или в чем заключена эта магия, - вновь заговорил Бичер. - Робби я знал, и его имя было написано так, как написал бы его я. Но про мойщика окон я слышал впервые. Тогда-то дюна и завладела мной. Живя в усадьбе, я наведывался туда ежедневно и сохранил эту привычку до преклонных, так сказать, лет. Я проникся благоговением к этому месту, я побаиваюсь его, но вернее всего будет сказать, что я не могу без него обходиться.
За эти годы на дюне сменилось множество имен, и те, чьи имена я там видел, неизменно умирали. Через несколько дней, через неделю, иногда через две, самое большее через месяц. Среди этих имен были знакомые, и если я называл человека прозвищем или уменьшительным именем, то прозвище и появлялось на песке. Однажды в 1940 году я приплыл туда и прочел на песке ДЕД БИЧЕР. Три дня спустя старый Бичер умер в Кей-Уэсте от инфаркта.
С видом человека, потакающего безумцу - не опасному, так, слегка не в себе, - Уэйленд терпеливо переспросил:
- И вы никогда не пытались вмешаться в этот… в этот процесс? К примеру, позвонить дедушке и посоветовать ему обратиться к врачу?
Бичер покачал головой:
