Исход (Том 2)

сновидений.

В десять часов следующего дня, ровно через сутки после того, как трое пилигримов впервые увидели пикет на шоссе, Ренделл Флегг и Ллойд Хенрейд пришли к Глену Бейтмену.

Тот, скрестив ноги, сидел на полу своей камеры. Глен нашел обломок угольного карандаша и теперь заканчивал писать на стене, испещренной изображениями мужских и женских гениталий, именами, номерами телефонов и даже небольшой поэмой: «Я не гончар и не гончарный круг, но гончарная глина; однако разве ценность формы не зависит от внутренней ценности глины, как и от гончарного круга, и от умения Мастера?». Глен любовался этим творением, когда температура в камере, казалось, вдруг упала градусов на десять. В конце коридора раздался звук открываемой двери. Во рту у Глена пересохло, а карандаш сломался в руке. Раздался стук каблуков, приближающихся к нему.

«Да это же он. Я увижу его лицо».

Неожиданно разгулялся его артрит. Ужасная боль. Казалось, кости опустошились и наполнились толченым стеклом. И все же, когда шаги замерли перед его камерой, он повернулся, на лице его была заинтересованная улыбка ожидания.

— А вот и вы, — сказал Глен. — Да вы не такой уж страшный, как нам представлялось.

По другую сторону решетки стояли двое мужчин. Флегг находился справа от Глена. На нем были голубые джинсы и белая шелковая сорочка, отсвечивающая желтизной при неярком освещении. Он улыбался Глену. Позади него стоял мужчина пониже, который вовсе не улыбался. Глаза его казались слишком большими для такого лица. Климат пустыни явно не подходил его коже: он загорал, облазил и снова загорал. На шее у него висел черный камень с красновато-желтой прожилкой. Вид у камня был какой-то жирный, отталкивающий.

— Хочу представить своего помощника, — хихикнув, произнес Флегг. — Ллойд Хенрейд. А это Глен Бейтмен, социолог, член Комитета Свободной Зоны, его мозговой центр после смерти Ника Андроса.

— Привет, — пробормотал Ллойд.

— Как твой артрит, Глен? — спросил Флегг. Голос его звучал сочувственно, но глаза светились радостью и тайным знанием.

Глен быстро сжал и разжал ладони, улыбаясь Флеггу. Никто не узнает, чего стоила ему эта сердечная улыбка.

«Внутренняя ценность глины!»

— Хорошо, — ответил он. — Немного лучше после сна в помещении, и все благодаря тебе.

Улыбка Флегга несколько увяла. Глен уловил момент удивления и злости. Или страха?

— Я решил отпустить тебя, — резко произнес Флегг. Улыбка снова появилась на его лице, сияющая и коварная. Ллойд издал возглас удивления, и Флегг повернулся к нему. — Разве не так, Ллойд?

— М-м… конечно, — ответил Ллойд. — Конечно.

— Хорошо, — с легкостью произнес Глен. Он чувствовал, как артрит все глубже и глубже проникает в кости, замораживая их, как лед, и выжигая огнем.

— Тебе дадут небольшой мопед, и ты можешь ехать на все четыре стороны.

— Но я не поеду без моих друзей.

— Ну конечно. И все, что тебе нужно сделать, это попросить меня. Встать на колени и попросить.

Глен рассмеялся от всей души. Он запрокинул голову и хохотал. И пока он смеялся, боль в суставах начала утихать. Он чувствовал себя лучше, сильнее, снова взял себя в руки.

— Ах ты шутник, — сказал он. — Я скажу, что тебе делать. Почему бы тебе не раздобыть наждачка и не засунуть себе в задницу?

Флегг помрачнел. Улыбка исчезла. Его глаза, ранее темные, как камень на шее Ллойда, теперь, казалось, сверкали желтизной. Он протянул руку к устройству механического замка и нажал. Раздался гудящий звук. Между его пальцами возник огонь, в воздухе запахло паленым. Замочная коробка, дымящаяся и почерневшая, упала на пол. Ллойд Хенрейд закричал. Темный человек схватился за прутья двери и распахнул ее.

— Прекрати смеяться.

Глен засмеялся еще громче.

— Перестань смеяться надо мной!

— Ты ничто! — произнес Глен, смеясь и вытирая выступившие слезы. — О, извини… мы такое навыдумывали о тебе… я смеюсь над нашей собственной глупостью и над твоей несостоятельностью…

— Застрели его, Ллойд. — Флегг повернулся к другому человеку. Лицо его исказилось от ярости, кулаки были плотно сжаты.

— О, ты убей меня лично, если собираешься убить, — сказал Глен. — Думаю, ты способен на это. Прикоснись ко мне пальцем и останови мое сердце. Сотвори обратный крест, и пусть у меня расплавятся мозги. Извергни молнию, которая расколет меня на две части. О… о, дорогой… мой дорогой!

Глен рухнул на тюремную койку и зашелся смехом, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Застрели его! — прокричал темный человек Ллойду.

Бледный, дрожащий от страха Ллойд достал пистолет из-за пояса, чуть не уронил его, затем попытался прицелиться в Глена. Делать это ему пришлось двумя руками.

Глен, все так же улыбаясь, посмотрел на Ллойда. Точно так же Глен мог вести себя на вечеринке, где собрались его коллеги по колледжу, и он только что вдоволь посмеялся над отличной шуткой, а теперь был готов перейти к обсуждению более серьезных проблем.

— Если вам нужно убить кого-нибудь, мистер Хенрейд, то убейте его.

— Сделай это немедленно, Ллойд!

Ллойд вслепую нажал на курок. Прогрохотал выстрел. Эхо бешено металось от стены к стене. Но пуля лишь ударилась о бетон на два дюйма выше правого плеча Глена, отлетела рикошетом и ударила во что-то еще.

— Неужели ты хоть что-нибудь не можешь сделать нормально? — взревел Флегг. — Убей его, идиот! Застрели! Он же стоит прямо перед тобой!

— Я пытаюсь…

Улыбка Глена не изменилась, он лишь прищурился от прогремевшего выстрела.

— Повторяю, если ты должен кого-нибудь убить, то стреляй в него. Знаешь, он ведь вовсе и не человек. Однажды я уже описывал его одному из своих друзей как последнего мага рациональной мысли, мистер Хенрейд. И это оказалось даже более правильным, чем я предполагал. Но теперь он теряет свою магию. Она ускользает от него, и он знает об этом. И вы тоже понимаете это.

Застрелите его прямо сейчас, и вы спасете нас от Бог знает какого кровопролития.

Лицо Флегга застыло.

— Застрели одного из нас, Ллойд, — сказал он. — Я вытащил тебя из тюрьмы, когда ты умирал от голода. Он из тех парней, с которыми ты хотел бы поквитаться. Маленькие людишки, произносящие громкие речи.

Ллойд сказал:

— Мистер, вы меня не проведете. Все будет так, как говорит Ренди Флегг.

— Но он лжет. И ты знаешь это.

— Он сказал мне правды больше, чем кто-либо другой за всю мою несчастную жизнь, — ответил Ллойд и трижды выстрелил в Глена. Того отбросило назад, скрутило и перевернуло, как тряпичную куклу. В приглушенном свете ламп брызнула кровь. Глен наткнулся на койку, зашатался и упал на пол. Ему удалось приподняться на одном локте.

— Все хорошо, мистер Хенрейд, — прошептал он. — Ничего другого вы и не знаете.

— Заткни пасть, старый ублюдок! — закричал Ллойд. Он выстрелил еще раз, и тело Глена безжизненно дернулось. Но Ллойд еще раз выстрелил в него. Он плакал. Слезы катились по его злому, обгоревшему на солнце лицу. Он вспомнил о кролике, о котором совершенно забыл и который вынужден был есть самого себя. Он вспомнил Лентяя, людей в белом «конни» и Задаваку Джорджа. Он вспомнил тюрьму Финикса и крысу. Он вспомнил Траска и то, как через некоторое время нога Траска стала