Исход (Том 2)

— Хорошо. — Она вернулась в кухню.

— Вы пришли только для того, чтобы спросить о Гарольде? — полюбопытствовал Ларри.

— Нет, — ответил Стью, принимая решение. — Я пришел спросить, не войдете ли вы в организационный комитет? Один из наших, Дик Эллис, отказался.

— Даже так? — Ларри отошел к окну и стал разглядывать пустынную улицу. — А я уж было собрался снова вернуться в рядовые.

— Решение, конечно, за вами. Нам, нужен еще один человек. Рекомендовали вас.

— А кто, если не возражаете, на…

— Мы спрашивали разных людей. Франни вы кажетесь прямым и открытым человеком. Ник Андрос разговаривал — ну, он не разговаривает, но вы меня поняли, — с одним из тех, кто пришел с вами. С судьей Фаррисом.

Ларри просиял:

— Судья дал мне рекомендацию? Здорово. Знаете, вот его бы следует включить. Он чертовски умен.

— У Ника такое же мнение. Но Судье семьдесят, а наши медицинские возможности весьма ограничены.

Ларри повернулся, ловя взгляд Стью, и с едва заметной улыбкой сказал:

— Этот комитет не такой уж временный, каким кажется на первый взгляд, верно?

Стью улыбнулся, немного расслабившись. Он еще не решил, каково его мнение о Ларри Андервуде, но было вполне ясно, что у этого парня есть голова на плечах.

— Ну, скажем так. Мы хотели бы, чтобы наш комитет был избран на полный срок.

— Желательно без оппозиции, — полувопросительно заметил Ларри. Он смотрел в глаза Стью дружелюбно, но проницательно — очень проницательно. — Хотите пива?

— Лучше не надо. Немного перебрал с Гленом Бейтменом пару ночей назад. Франни очень терпеливая, но не стоит еще раз испытывать ее терпение. Так что скажете, Ларри? Пойдете в упряжку?

— Я думаю… черт, я говорю — да. Мне казалось, что не может быть большего счастья, если я, придя сюда, сброшу груз ответственности за своих людей, и пусть кто-нибудь другой верховодит. Вместо этого, извините за грубую шутку, меня только что пробурили до самого пупа.

— Сегодня вечером у меня состоится заседание по поводу общего собрания восемнадцатого августа. Как вы, сможете прийти?

— Конечно. Люси можно взять с собой?

Стью отрицательно покачал головой:

— Ей об этом ни слова. Мы хотели бы пока попридержать кое-что в узком кругу.

Улыбка исчезла с лица Ларри.

— Я не любитель сборищ рыцарей плаща и кинжала, Стью. И лучше сказать об этом сразу, пока это не вылилось неизвестно во что. Думаю, то, что произошло в июне, случилось только из-за того, что слишком много людей передержали кое-что в узком кругу. Это не было действом Господа Бога. Это было действом чисто человеческого безрассудства.

— Вот поэтому вы не хотите войти, как и матушка. — Стью все еще расслабленно улыбался. — Как ни странно, но я с вами согласен. Но что бы вы чувствовали, если бы сейчас была война?

— Я не совсем понимаю вас.

— Тот человек, который нам снился. Не думаю, что он просто так взял и исчез.

Ларри задумался, ошеломленный.

— Глен сказал, что он может понять, почему никто об этом не говорит, — продолжал Стью. — Все люди здесь по-прежнему будто контужены. Им кажется, что они прошли через ад, чтобы попасть сюда. И они хотят только одного — зализать свои раны и похоронить мертвых. Но если матушка Абигайль здесь, то он — там. — Стью кивнул головой в сторону окна, из которого открывался вид на поднимавшуюся в летнем мареве горную гряду Флатирон. — И может быть, большинство из находящихся здесь не думает о нем, но клянусь последним долларом, что он думает о нас.

Ларри обеспокоенно посмотрел на кухонную дверь, но Люси вышла поболтать с Джейн Ховингтон, жившей по соседству.

— Вы думаете, он следит за нами, — сказал он тихим голосом. — Приятная мыслишка, особенно перед обедом. Улучшает аппетит.

— Ларри, я и сам ни в чем не уверен. Но матушка говорит, что это так просто не кончится: либо он победит нас, либо мы его.

— Надеюсь, она не говорит это всем подряд. Тогда все ринулись бы в чертову Австралию.

— Думаю, секреты долго не хранятся.

— Да, но этот… — Ларри запнулся. Стью дружелюбно улыбался, и Ларри ответил ему улыбкой, хотя и довольно кислой. — Хорошо. Ваша взяла. Мы обсудим это и закроем рты на замок.

— Прекрасно. До встречи в семь часов. Еще раз спасибо Люси за приглашение, — сказал Стью. — Мы с Франни ловим ее на слове и не заставим себя долго ждать.

Когда Стью был уже у двери, Ларри окликнул его. Стью обернулся, вопросительно подняв брови.

— Есть один мальчик, — медленно произнес Ларри, — он пришел с нами из штата Мэн. Его зовут Лео Рокуэй. У него были свои проблемы. Мы с Люси как бы делили его с женщиной по имени Надин Кросс. Надин не совсем обычная, вы понимаете?

Стью кивнул головой. До него доходили слухи о странных оценивающих взглядах, которыми обменялись матушка Абигайль и Надин Кросс, когда Ларри привел свою группу.

— Надин заботилась о Лео, пока я не встретил их. Лео как бы видит людей насквозь. И он, кстати, не единственный. Может быть, всегда были такие люди, но после гриппа их, кажется, стало больше. А Лео… он ни за что на свете не соглашался войти в дом Гарольда. Он даже не захотел остаться на лужайке перед домом. Это… странно, не так ли?

— Да, — согласился Стью.

Они задумчиво посмотрели друг на друга, а затем Стью отправился домой. Франни, казалось, полностью была поглощена собой во время ужина и говорила мало. А когда она домывала последнюю тарелку в пластмассовом ведре, начали сходиться приглашенные на первое заседание организационного комитета Свободной Зоны.

Как только Стью отправился к Ларри, Франни бросилась наверх в спальню. В углу шкафа лежал ее спальный мешок, провезенный ею через всю страну привязанным к сиденью мотоцикла. Свои вещи она хранила в сумочке на молнии. Большинству из этих вещей нашлось место в их квартире со Стью, но некоторые так и остались в спальном мешке. Там были баночки с антисептической мазью — после смерти родителей у нее появилась кожная сыпь, теперь уже исчезнувшая, специальные отбеливающие тампоны на случай, если появятся пятна (она слышала, что у беременных иногда такое бывает), две пачки дешевых сигар, одна помеченная «МАЛЬЧИК!», а другая — «ДЕВОЧКА!». А на самом дне лежал ее дневник.

Франни задумчиво смотрела на тетрадь. Она сделала в ней всего восемь или десять записей после прибытия в Боулдер, большинство из них были короткими, часто обрываясь на полуслове. Великое излияние накатило и отхлынуло, пока они были в пути… как послед, с грустью подумала она. За последние четыре дня не было написано ни строчки, и она подозревала, что со временем дневник может оказаться насовсем вычеркнутым из памяти, хотя ранее она твердо намеревалась вести подробные записи, когда все понемногу уляжется. Ради ребенка. Сейчас все еще раз ярко вспыхнуло у нее в памяти.

«Так обычно происходит с людьми, когда они обращаются в веру… или читают что-то такое, что изменяет их жизнь… как перехваченные любовные письма…»

Внезапно ей показалось, что тетрадь потяжелела и что от одного раскрытия ее у нее на лбу выступил пот и… и… Она испуганно оглянулась, сердце ее бешено застучало. Что это там шуршит? Наверное, мышь скребется за стеной. Конечно, что же еще. Скорее всего, это всего лишь больное воображение. Не было никакой причины, совсем никакой причины для того, чтобы начать внезапно думать о человеке в черном одеянии. Ее ребенок жил в ней, а это была всего-навсего тетрадь, и в любом случае не было способа определить, читали ли эти записи, а даже если тот и был, то не существовало способа определить, что