Исход (Том 2)

лозунгом:

Следовать за чьей-то звездой — значит признавать власть некой большей Силы, некоего Провидения; и все же — почему сам акт следования обязательно является проявлением еще большей Силы? Ваш БОГ, ваш ДЬЯВОЛ обладает ключом к маяку; я слишком долго и упорно боролся с этим в последние два месяца: но каждому из нас он дает возможность самостоятельного ВЫБОРА КУРСА.

ГАРОЛЬД ЭМЕРИ ЛАУДЕР

— Ты поняла? — спросил Ларри Франни медленно покачала головой:

— Думаю, это способ Гарольда сказать, что следование может быть столь же почетным, сколь и лидерство.

Но в качестве лозунга вряд ли он намеревался сказать: «Не терять, не желать».

Ларри продолжал перелистывать страницы, наткнувшись еще на пять или шесть взятых в рамку утверждений.

— Ух ты! — воскликнул Ларри. — Посмотри-ка на это, Франни!

Считается, что двумя величайшими грехами человечества являются гордыня и ненависть. Разве? Мой выбор — считать их двумя величайшими добродетелями. Смирить гордыню и унять ненависть означает стремление измениться к лучшему для мира. Но следовать им, быть движимым ими более благородно, ибо это означает, что мир должен измениться к лучшему для тебя. Я сделал великое открытие.

ГАРОЛЬД ЭМЕРИ ЛАУДЕР.

— Это порождение крайне взбудораженного ума, — заметила Франни. Внезапно ей стало холодно.

— Именно такие мысли и приводят нас к неприятностям, — согласился Ларри. Он быстро пролистал страницы к самому началу. — Теряем время. Посмотрим, что мы можем почерпнуть из этого.

Никто из них двоих не знал, что именно они ожидают найти. Они прочитали только взятые в рамку девизы и случайные фразы, записанные в витиеватом стиле Гарольда (казалось, что сложноподчиненные предложения были специально изобретены для него), ничего особенного не сообщившие им.

Но то, что они увидели в начале дневника, было полной неожиданностью. Запись начиналась с первой лицевой страницы. Она была аккуратно помечена цифрой 1, обведенной кружком. Это была единственная во всем дневнике отметина, кроме рамок девизов. Они прочитали первое предложение, держа дневник так, как двое учеников держат нотную тетрадь на уроке хорового пения, и Франни сдавленно вскрикнула, прижимая руку к губам.

— Фран, нам придется забрать эту штуку с собой, — сказал Ларри.

— Да…

— И показать ее Стью. Не знаю, прав ли Лео насчет того, что они на стороне темного человека, но, по крайней мере, Гарольд очень опасен. Ты же сама понимаешь.

— Да, — снова повторила Франни. Ей стало дурно. Вот так заканчиваются дневниковые дела. Казалось, она знала это, знала все с того самого момента, когда увидела смазанный отпечаток большого пальца, и она продолжала уговаривать себя не падать в обморок, только не это.

— Фран? Франни? Тебе плохо? — Голос Ларри. Издалека.

Два первых предложения из дневника Гарольда:

«Самым великим удовольствием в это великолепное постапокалиптическое лето стало бы для меня убийство мистера Стюарта-Кобеля-Редмена. И возможно, я убью также и ее».

— Ральф? Ральф Брентнер, ты дома? Ку-ку, есть кто-нибудь?

Надин с хозяйственной сумкой в руках стояла на крыльце, заглядывая в дом. Во дворе не было мотоциклов, только пара стоящих рядом велосипедов. Ральф услышал бы ее, но нужно было подумать и о немом. Глухонемом. Можно кричать до посинения, но он не ответит, и все же он может находиться рядом.

Надин подергала дверь, та оказалась открытой. Она вошла в небольшую прихожую, прочь от мелкого сеющего дождика. Четыре ступеньки вели в кухню, и целый пролет уходил вниз, в цокольный этаж, где, как сказал Гарольд, обосновался Андрос. Придав лицу самое доброжелательное выражение, Надин спустилась вниз, придумывая оправдание своему визиту, если Ник окажется там.

«Я вошла сразу, потому что знала — ты не услышишь мой стук. Хотела узнать, будет ли вторая смена, ведь нужно починить эти два перегоревших мотора. Брэд говорил тебе что-нибудь по этому поводу?»

Внизу было только две комнаты. Одна из них оказалась спальней, напоминающей монашескую келью. Вторая служила кабинетом. В ней был стол, большое кресло, корзина для мусора, книжный шкаф. Стол был усеян исписанными листками, Надин быстро просмотрела их.

Большинство не имело для нее особой цены — скорее всего, таким образом Ник принимал участие в разговоре («Я думаю так, но не стоит ли спросить его, нельзя ли сделать это проще?» — было написано на одном листке). Другие представляли собой памятки для него самого, мысли, наброски. Несколько таких листков напомнили ей обведенные рамкой девизы из дневника Гарольда, которые тот с саркастической улыбкой, называл «Ключи к Лучшей Жизни».

На одном из листков было написано: «Поговорить с Гленом насчет торговли. Знает ли кто-нибудь из нас, как начинается торговля? Дефицит товаров, ведь так? Или видоизмененный угол на каком-то рынке. Мастерство. Это может оказаться ключевым словом. Что, если Брэд Китчнер вздумает продавать, а не просто отдавать? Или доктор? Им мы будем платить? Гм-м-м».

Другая запись: «Защита общества — это улица с двусторонним движением».

Еще одна: «Каждый раз, когда мы говорим о законе, меня всю ночь мучают кошмары о Шойо. Вижу, как они наблюдают. Вижу, как Чайлдресс швыряет свой ужин через камеру. Закон, закон, что же мы делаем с этим проклятым законом? Смертная казнь. А теперь более веселая мысль. Когда Брэд снова пустит электричество, интересно, сколько времени пройдет, пока кто-то не попросит его соорудить электрический стул?»

Надин отвернулась от исписанных листков — с отвращением. Увлекательно просматривать бумаги человека, который может выражать свои мысли только в письменной форме (один из профессоров в ее колледже любил повторять, что мыслительный процесс не может быть полным без артикуляции), но цель ее прихода сюда была иной. Ника здесь не было, вообще никого не было. Не стоило испытывать фортуну.

Надин снова поднялась наверх. Гарольд сказал ей, что заседание, скорее всего, состоится в гостиной. Это была огромная комната с камином, на полу лежал пушистый ковер цвета красного вина. Вся западная стена была стеклянной, открывая глазу великолепный вид на Флатироны. Надин почувствовала себя выставленной на всеобщее обозрение, как на витрине. Она знала, что внешняя сторона термоплекса йодирована, так что снаружи можно было увидеть только собственное отражение, но чисто психологическое ощущение оставалось прежним. Она хотела поскорее выполнить задуманное.

В южной стороне комнаты Надин нашла то, что искала, — огромный встроенный шкаф, который Ральф еще не успел убрать. В нем висели пальто, лежали другие теплые вещи, громоздились коробки с обувью.

Проворно орудуя, Надин достала из сумки продукты. Они были всего лишь камуфляжем. Под баночками с томатной пастой и сардинами находилась обувная коробка с динамитом и рацией.

— Если я положу ее в шкаф, — спросила Надин Гарольда, собираясь сюда, — не смягчит ли дополнительная стена силу взрыва?

— Надин, — ответил Гарольд, — если это устройство сработает, а у меня нет причин сомневаться в этом, оно снесет не только этот дом, но добрую половину холма. Положи его в любое укромное место, где оно останется незамеченным до их сборища. Шкаф вполне подойдет для этой цели. Дополнительная стена,