иногда, думал Клай, время действительно становилось понятием относительным.
Так что минуты эти растянулись на часы.
30
Когда крики и вопли, наконец-то, смолкли, Алиса, поникнув головой, тихонько стояла между Томом и Клаем. Оба автоматических пистолета она положила на столик в холле, у входной двери, предназначавшийся для брифкейсов и шляп. Джордан держал ее за руку, во все глаза глядя на Порватого и ему подобных, застывших у лестницы на крыльцо. Пока мальчик не заметил отсутствия директора. Клай знал, что произойдет это в самом скором времени, а потом их ждала очередная жуткая сцена этого ужасного дня.
Порватый выступил вперед и чуть поклонился, держа руки по швам, словно говоря: «К вашим услугам». Потом поднял голову и протянул руку к Академическому склону и улице за ним. При этом смотрел на маленькую кучку людей у открытой двери, за скульптурой из расплавившихся и обгоревших бумбоксов. Для Клая его послание не составило тайны: «Дорога ваша. Уходите».
– Может, мы и уйдем, – ответил он. – А пока давай проясним один момент. Я уверен, вы можете нас убить, если возникнет такое желание, народу у вас для этого хватит, но учти, что завтра руководить всем этим будет кто-то другой. Потому что я лично позабочусь о том, чтобы ты остался здесь навсегда.
Порватый поднял руки к щекам, глаза у него округлились: «Кто бы мог подумать!» Лица остальных оставались бесстрастными, как у роботов. Клай еще несколько мгновений смотрел на Порватого, потом мягко закрыл дверь.
– Извините, – выдохнула Алиса. – Просто не могла стоять и слушать, как они кричат.
– Все нормально, – ответил ей Том. – Мы целы и невредимы. И опять же, они принесли мисс Кроссовку.
Алиса посмотрела на крохотную вещицу.
– Как они выяснили, что это сделали мы? Они могут это чувствовать, как ищейки чувствуют запах?
– Нет, – Джордан уже сидел на стуле рядом с подставкой для зонтов, маленький, осунувшийся, безмерно уставший. – Это их способ сказать, что они все про нас знают. По крайней мере, я так думаю.
– Да, – кивнул Клай. – Я готов спорить, они знали, что это сделали мы, еще до того, как пришли сюда. Вытащили это из наших мыслей, как мы вытащили его лицо из наших снов.
– Я не… – начала Алиса.
– Потому что ты просыпалась, – пояснил Том. – Полагаю, ты его еще и увидишь, и услышишь, – он помолчал. – Если ему будет, что сказать. Ничего не понимаю, Клай. Мы это сделали. Мы это сделали, и они знали, что мы это сделали, я в этом убежден.
– Да, – кивнул Клай.
– Тогда зачем убивать невинных путников, если им было также легко… скажем, почти также легко ворваться сюда и убить нас? Я хочу сказать, что понимаю концепцию ответного удара, но я не вижу смысла…
И вот тут Джордан соскользнул со стула и тревожно огляделся.
– Где директор?
31
Клай догнал Джордана, но лишь на лестничной площадке второго этажа.
– Постой, Джордан.
– Нет, – лицо мальчика побледнело еще больше, на нем отражался ужас. Волосы торчали во все стороны, и Клай предположил, что Джордану просто пора стричься, но казалось, что все они встали дыбом. – Со всем этим грохотом он должен был спуститься. Он был бы с нами, но с ним что-то случилось, – губы его задрожали. – Помните, как вчера он потирал бок? Что, если жжение в желудке не прекратилось?
– Джордан…
Мальчик не слышал, и Клай мог поспорить, что он напрочь забыл и про Порватого, и про мобилопсихов, которые пришли с ним, во всяком случае, на какое-то время. Вырвался из руки Клая и побежал по коридору, крича: «Сэр! Сэр!», – а со стен на него хмурились прежние директора Гейтенской академии, занимавшие эту должность в девятнадцатом и двадцатом веках.
Клай посмотрел вниз. На помощь Алисы рассчитывать не приходилось, она сидела у лестницы, опустив голову, и смотрела на эту гребаную кроссовку, словно на череп Йорика, а вот Том начал медленно подниматься на второй этаж.
– Все будет плохо? – спросил он Клая.
– Ну… Джордан думает, что директор присоединился бы к нам, если бы с ним ничего не случилось, и я склонен думать…
Джордан начал кричать. Эти пронзительные крики вонзались в голову Клая, как стрелы. Так что первым к мальчику побежал Том. Клай застыл на лестничной площадке в конце коридора, простоял не меньше трех, но возможно, не больше семи секунд, терзаемый мыслью: «Так не кричат, если находят человека, который выглядит так, словно умер от инфаркта. Старик, наверное, где-то дал маху. Может, принял не те таблетки». Он уже миновал половину коридора, когда услышал крик потрясенного Тома: «Господи Джордан не смотри», – слова практически слились в одно.
– Подожди! – позвала Алиса, но Клай ждать не стал. Дверь апартаментов директора была распахнула. Он увидел кабинет, заставленный книгами, теперь уже бесполезную плитку. Из открытой двери в спальню в кабинет проникал дневной свет. Том стоял перед столом, прижимая лицо Джордана к животу. Директор сидел за столом. Под его весом вращающийся стул повернулся, и теперь Чарльз Ардей смотрел в потолок единственным оставшимся глазом. Спутанные седые волосы падали на спинку стула. Клаю он напомнил пианиста, взявшего последний аккорд в сложном произведении.
Он услышал сдавленный крик ужаса Алисы, но не обратил на него внимания. Чувствуя себя пассажиром в собственном теле, Клай подошел к столу и посмотрел на лист бумаги, который лежал перед директором. Несмотря на пятна крови, смог прочитать написанные на нем слова; почерк у директора был очень четким и разборчивым. «Старая школа», – как мог бы сказать Джордан.
«aliene geisteskrank
insamo
elnebajos vansinnig fou
atamagaokashii gek dolzinnig
hullu
gila
meshuge nebun
dement»
Клай говорил только на английском, французский изучал в средней школе, но и так мог сказать, что все это значит. Порватый хотел, чтобы они ушли, и каким-то образом знал, что директор Ардей слишком стар и слишком болен, чтобы идти с ними. Вот он и заставил директора сначала сесть за стол и написать слово «безумный» на четырнадцати различных языках, а потом воткнуть перо своей тяжелой авторучки, которой директор написал эти слова, и в правый глаз, и в находящийся за ним мозг.
– Они заставили его покончить с собой, не так ли? – спросила Алиса срывающимся голосом. – Почему он, а не мы? Почему он, а не мы? Чего они хотят?
Клай подумал о руке Порватого. Протянутой к Академической авеню (Академической авеню, которая была также нью-хэмпширским шоссе 102) Мобилопсихи, которые больше не были психами (или были психами в каком-то совершенно новым, неизвестном доселе смысле), хотели, чтобы они вновь двинулись в
