— Я вам сейчас спас жизнь. Вы этому верите, мистер Пирсон?
Пирсон подумал и решил, что верит. Это чужое, похожее на летучую мышь лицо с черными глазами и множеством зубов темным пятном давило на него.
— Да. Видимо, да.
— Ладно. Тогда сделайте мне честь и выслушайте внимательно три вещи, которые я вам скажу, — обещаете?
— Я… Да, конечно.
— Первое: это
Пирсон остолбенело уставился на него — если бы он сейчас заговорил, то смог бы издать только бессвязный хрип.
Райнеман взял его за локоть и подтолкнул к вращающейся двери.
— Пойдем, дядя, — сказал он странно дружелюбным тоном. — Дождь начинается всерьез. Если мы останемся здесь, то будем привлекать внимание, а этого в нашем положении нельзя себе позволить.
Пирсон, покорно следуя за Райнеманом, вдруг подумал о том, как пульсировали и переливались сплетения черных линий на голове этой твари. Внезапно, похолодев, он остановился перед самой дверью… Гладкая поверхность, площадки уже стала достаточно мокрой, чтобы он мог увидеть под ногами второго Брэндона Пирсона, мерцающее отражение, напоминавшее летучую мышь другого цвета.
— Я… Я вряд ли смогу, — отрывисто пробормотал он.
— Сможете, — возразил Райнеман. Он искоса взглянул на левую руку Пирсона. — Женаты, я вижу, — дети есть?
— Одна. Дочка. — Пирсон заглянул в вестибюль банка. Стеклянные створки дверей были поляризованы, поэтому огромное помещение за ними казалось очень темным.
— Вы хотите, чтобы ваша жена и дочка завтра прочли в газетах, что полиция извлекла папочку со дна Бостонской бухты с перерезанным горлом?
Пирсон испуганно посмотрел на Райнемана. Дождь хлестал его по щекам, по лбу.
— Они устроят так, чтобы это выглядело делом рук шпаны, — продолжал Райнеман, — и все поверят. Им всегда верят. Потому что они хитрые, и у них полно приятелей в верхах. Именно верхи их интересуют.
— Я вас не понимаю, — промямлил Пирсон. —
— Знаю, что не понимаете, — ответил Райнеман. — Для вас настало опасное время, так что просто делайте то, что я вам говорю. А я вам говорю — вернитесь за стол прежде, чем вас хватятся, и вкалывайте до конца дня с улыбкой на лице. Не забывайте об улыбке, дружище, чего бы она вам ни стоила. — Он задумался, потом добавил: — Если вы сорветесь, вас, вероятнее всего, убьют.
Дождь рисовал блестящие полосы на гладком темнокожем лице молодого человека, и Пирсон вдруг осознал то, что было очевидно и чего он не замечал только из-за собственного ужаса: этот человек сам боится и многим рискует, не давая Пирсону попасть в какую-то ужасную ловушку. — Мне действительно нельзя больше оставаться, — заметил Райнеман.
— Это опасно.
— Ладно, — произнес Пирсон, слегка удивленный, что слышит собственный обычный, ровный голос. — Тогда вернемся к работе.
Райнеман облегченно посмотрел на него:
— Замечательно. И что бы вы ни увидели до конца дня,
— Да, — ответил Пирсон. Он ничего не понимал.
— Вы можете закончить дела пораньше и уйти около трех?
Пирсон поразмыслил и кивнул:
— Да. Думаю, что смогу.
— Договорились.
— Вы молодец, — сказал Райнеман. — С вами все будет в порядке. Встретимся в три.
Он толкнул вращающуюся дверь. Пирсон шагнул вслед за ним, чувствуя, что его разум остался там, на площадке… Почти весь, кроме малой части, которая требовала еще сигарету.
День тянулся как обычно до того момента, пока он не возвратился в банк после ленча (и еще двух сигарет) с Тимом Флэндерсом. Они вышли из лифта на третьем этаже, и первое, что бросилось в глаза Пирсону, был другой человек-летучая мышь — вернее, женщина-летучая мышь в черных туфлях на высоком каблуке, черных нейлоновых чулках и в прекрасном шелковом деловом костюме — скорее всего, от Сэмюэля Блю. Великолепное начальственное одеяние… Если не смотреть поверх этого костюма на голову, болтавшуюся, словно какой-то странный подсолнечник.
— Привет, ребята. — Мягкое контральто донеслось из какой-то дыры с заячьей губой, заменявшей, видимо, рот.
— Привет, дорогая, — услышал он собственный голос и подумал:
— С тобой все в порядке, Брэнд? Что-то ты бледный.
— Видимо, то, что ходит кругом, грипп, что ли, — произнес он, снова поражаясь естественной легкости своего тона. — Думаю, перехожу.
— Ладно, — голос Сюзанны доносился из этого жуткого подобия головы летучей мыши и странно шевелившегося мяса. — Только не целуй меня, пока не поправишься, и дышать на меня не надо. Я не могу позволить себе болеть, когда в среду приезжают японцы.
— Постараюсь удержаться.
— Спасибо. Тим, зайди, пожалуйста, ко мне в кабинет и посмотри парочку сводок по опционам, ладно?
Тимми Флэндерс обвил рукой талию привлекательной начальницы и на глазах пораженного Пирсона нагнулся и запечатлел поцелуй на бородавчатой, волосатой роже этой твари.
— Конечно! — воскликнул Тимми, галантно расшаркиваясь. — Один поцелуй — и я ваш вечный слуга, милая леди!
Он подмигнул Пирсону и направился с чудовищем в ее кабинет. Когда они проходили мимо питьевого фонтанчика, он снова обнял ее за талию. Короткий и бессмысленный танец петушка вокруг курочки — ритуал, сложившийся за последние лет десять в бизнесе, если начальница женщина, а подчиненный мужчина, — был исполнен, и они исчезли из виду уже как сексуально нейтральные сотрудники банка, обсуждая только сухие цифры.
Войдя в комнату, он почувствовал, что весь покрылся потом, словно вязкой слизью. Пирсон забыл о социологии и стал нетерпеливо дожидаться трех часов. В два сорок пять он заглянул в кабинет Сюзанны Холдинг. Чужеродный астероид на месте головы, склоненный к серовато-синему экрану компьютера,