притоне, то в другом — благо, в Лондоне этого добра хоть отбавляй. Они с Джорджем выросли вместе в Хэмпстеде, в старинном родовом поместье, принадлежавшем еще родителям матери Элли и тетушки Генриетты. По условиям завещания, Джордж являлся наследником этого поместья, и никто не сомневался, что очень скоро он женится на Элли. Она от всего сердца надеялась, что сможет по-настоящему полюбить его. Какая-то часть ее души — очевидно, доставшаяся ей от покойной матери — шептала о том, как хорошо бы было уехать из Лондона и навсегда осесть в родном доме, в Хэмпстеде.
Да, но для этого нужно сначала стать хозяйкой этого дома.
Сможет ли она быть счастлива с Джорджем? С каждым днем Элли все сильнее убеждалась в том, что не сможет. Вот и сегодня он не приехал на бал к лорду Барроу и не станцевал с нею вальс. А ведь обещал…
Заметив озабоченный взгляд племянницы, леди Вудкотт понизила голос:
— Не нужно так сильно беспокоиться о своем кузене, Элли. Особенно когда есть лорд Барроу, который так любезно взялся опекать тебя во время твоего первого сезона в Лондоне.
Она широко улыбнулась его светлости и добавила с грацией наседки, озабоченной тем, как бы получше пристроить своего птенчика:
— Оставляю вас наедине. Ведь вам есть что сказать друг другу, верно?
Она нервно рассмеялась, бросила на Элли многозначительный взгляд и величественно пошла прочь. Обломки страусовых перьев украшали ее слегка сбившийся набок парик. Элли тряхнула головой и взмолилась в душе, чтобы вид тетушки не слишком оскорбил деликатного лорда Барроу.
— У нее доброе сердце, хотя она порой сама не отдает себе отчета в том, что говорит, — заметила Элли.
— Не знаю, что вы имеете в виду, мисс Дирборн, — откликнулся лорд Барроу. — Ваша тетушка — очаровательная леди.
Он вежливо предложил Элли свою руку и повел девушку в бальный зал.
«Зато Равенворт точно понял бы, что я имею в виду», — подумала Элли. Тем более что с того дня, как Барроу объявил о своем намерении завоевать ее сердце, тетушка не упускала ни единого случая оставить их наедине.
— А вот ваш друг считает нас злодейками, — сказала она.
— Что? Что такое? — Лорд Барроу удивленно поднял брови. — А, ну да, он же думает, что вы охотитесь за титулом… То есть, я хотел сказать… В общем, я не сомневаюсь в том, что он ошибается.
Элли дружески сжала его руку:
— Все в порядке. Меня вовсе не волнует, что он там думает.
Барон впал в глубокую задумчивость и долго молчал, ведя Элли вдоль длинной стены танцевального зала, а затем изрек:
— Как бы мне хотелось, чтобы Равенворт относился к вам без неприязни! Если бы вы знали, сколько неудобств доставляет мне эта неприязнь… Все же это видят! Никак не могу понять, что он имеет против вас?
Элли тем временем наблюдала за своей тетушкой. Вот она поравнялась с одним из лондонских законодателей мод и неуклюже, подобострастно поклонилась ему. Элли захотелось сказать своему рыцарю, что по крайней мере одну из причин неприязни Равенворта к себе и своей тетушке она знает наверняка. Но, вспомнив о необъяснимой привязанности барона к Равенворту, предпочла промолчать.
Лорд Барроу пожал плечами.
— Вообще-то, он славный парень, этот Равенворт. Если бы только не его предубеждение по поводу женщин. Он же полагает, что все они хищницы и постоянно охотятся за чем-то!
Лорд Барроу рассмеялся и скосил глаза на Элли. Стройная и невысокая, она прекрасно смотрелась рядом с ним, выгодно подчеркивая природную стать барона. «Как хорошо, что она предпочитает мое общество компании всех прочих надоедал, — с неожиданным смущением подумал он. — Но, возможно, это происходит в силу ее природной робости? Впрочем, нет. Робкой Элли не назовешь. Очевидно, она смогла оценить мои достоинства, а это значит, что надежда не потеряна».
Лорд Барроу вспомнил о первом появлении Элли в Лондоне. Как же недавно это было, а кажется — так давно! Эти чудесные синие глаза на нежном лице, обрамленном каштановыми локонами… Сколько мужских сердец тогда дрогнуло и растаяло! Да что говорить, он и сам тоже не устоял.
Когда Барроу впервые увидел Элли — она стояла возле колонны на балу у Альмаков, — ему вдруг захотелось опуститься на колени перед этой нежной красотой. И хотя вскоре ему во всей своей полноте открылся характер Элли — безудержный, непредсказуемый, азартный, — сердце лорда Барроу осталось верным тому первому порыву. Вот и теперь, с обожанием глядя на Элли, он надеялся, что время смягчит ее темперамент, оставив в неприкосновенности божественную красоту.
Они продолжали идти вдоль длинного зала, глядя на танцующие кадриль пары, и Элли спросила своего спутника:
— Так, значит, вы не думаете, что я охотница за титулом?
— К сожалению, я знаю, что это не так, — вздохнул лорд Барроу. — Я же столько раз предлагал вам свою руку. И до сих пор надеюсь услышать ваше «да».
Он выжидательно посмотрел на Элли, но она лишь слегка улыбнулась в ответ и покачала головой.
— Интересно… А Равенворт знает о том, что вы предлагали мне руку?
— Господи боже мой, в том-то и штука! Конечно, знает. И при этом продолжает твердить, что вы охотитесь за титулом!
— Перья, драгоценности, туфли!
Элли ворвалась в свою спальню с деликатностью кавалерийского полка, вступающего в побежденный город. Гнев на этого заносчивого негодяя Равенворта бушевал в ее груди. Была поздняя ночь. А точнее сказать — раннее утро.
Она сбросила туфли — те самые, гороховые, с золотыми пряжками, — и запустила ими в стену. Жалобно зазвенело разбитое стекло на гравюре с видом Кента.
— Надутый индюк! — воскликнула Элли.
Из своей каморки выглянула горничная Элли, известная в доме под именем Долговязая Мэг, хотя на самом деле ее звали Сара. Она широко зевнула и потерла кулаками не желающие открываться глаза. Ее голову венчал ночной чепчик, из-под которого неудержимо рвались на свободу пряди непослушных огненно-рыжих волос. Видно было, каких трудов стоит ей не зевнуть еще разок-другой. Однако она мужественно сдержалась, взяла у Элли принесенную снизу горящую свечу и пошла с нею по комнате, зажигая все светильники подряд.
Стало светло. От язычков пламени на потолке заплясали причудливые тени. Лица деревянных херувимов, украшавших углы массивной кровати, на которой спала Элли, ожили и принялись строить гримасы. Хорошо стали видны обои — аляповатые, с рисунком из зеленоватых, красных и желтых роз, — они постоянно напоминали Элли о цветнике в ее родном Хэмпстеде. Бедная мама, она так любила цветы!
Горничная одернула свою длинную ночную рубашку и запоздало пробормотала:
— Доброе утро, мисс.
Элли ничего не ответила и принялась яростно выдергивать из своего тюрбана страусовые перья. Они на мгновение взмывали в воздух и печально падали на пол. Полюбовавшись немного, Элли раздавила их на паркете ногой, обтянутой шелковым розовым чулочком, и воскликнула:
— Ты даже представить себе не можешь, Сара, что мне довелось сегодня выдержать! В жизни не встречала такого мерзкого мужчины!
— Лорд Равенворт, мисс?
Элли молча кивнула. Она знала, что правила хорошего тона не Позволяют обсуждать свои дела с прислугой, но Сара Браун стала за последние два месяца не просто ее горничной, но и конфиденткой. Очевидно, немалую роль здесь сыграло то обстоятельство, что они были ровесницами — обеим недавно исполнилось по двадцать четыре.
Так или иначе, Элли искренне привязалась к этой нескладной девчонке, которая однажды была вышвырнута на лондонскую улицу без всяких рекомендаций. Большой дом, где она прослужила почти восемь лет, перешел к новому хозяину, который быстренько выставил оттуда Сару «за недостойное поведение», и она оказалась одна, без работы, в огромном и чужом ей Лондоне.
