Сломленное поколение

Десять тысяч на руки – это два.
Подтверждение остеогенной саркомы левого бедра из онкологического центра Рисби Паттерсона – три.
Генриетта вернулась не одна. С ней была Аманда.
Каталина не удержалась:
– Твою мать, Сэт, вы одно лицо…

Миссис Таунэйс обошла свой стол и села напротив нас с Каталиной. Она медленно взяла обе пачки денег и подожгла их, после чего выбросила в окно.
– Пошли вон. Все. Выметайтесь.

Еще некоторое время мы просто сидели в машине. Молча. Что такое чувство стыда? Не все в этой жизни можно посчитать или спрогнозировать. Сделав ставку на потребность управляющей в деньгах, я совершил грубейшую ошибку. Почему это произошло? Я не обратил внимания на реакцию Генриетты в момент, когда заговорил об Аманде. Люди не всегда признают свое сходство с кем-либо. Но здесь сомнений быть не могло. Слишком очевидное совпадение.
Я смотрел на нее в зеркале заднего вида. Она просто сидела и смотрела в окно и, не поворачивая головы, спросила:
– Вы тоже меня вернете?

За меня ответила Каталина:
– Ни в коем случае, солнышко. Твой дядя никогда тебя не бросит. Так ведь, Сэт?

Безусловно. Но, говорю, тебе придется некоторое время погостить у бабушки. Ее зовут Дороти Бальмонт. Ты же хочешь познакомиться со своей бабушкой?
– Да. А у нее есть телевизор?
– Конечно, есть. Сэт, может быть, мы уже поедем?

Мы обязательно поедем. А в голове, словно удары в набат, раскатываются слова Дэла.
'При подкожном и внутрибрюшном введении изомеры вызывали местные саркомы у мышей и крыс'.
'Диэпоксибутан, подобно многим другим эпоксидным соединениям, может вызывать ожоги кожи с образованием пузырей, раздражение глаз и дыхательной системы'.
Генриетта Таунэйс не хотела заплакать из-за того, что я ее оскорбил, сунув под нос две пачки денег. И глаза ее не пылали костром при виде купюр. Все гораздо проще.
Сколько подобных учреждений скупают продукцию Дэла?

15
Один из тех редких часов, когда не льет дождь. Перезарядка.
Дороти сидит около своего дома в окружении подруг, заметно оживившихся при виде моих очаровательных спутниц.
– Сынок! Где ты опять пропадал?

'Дороти, успокойся, видишь же, он с девушкой'.
'Сейчас, наверное, познакомит вас'.
'Еще и с какой-то девчонкой'.
Эти пожилые женщины не осуждают меня, не завидуют тому, что я пришел не один. Им просто интересно. Нельзя остаток своей жизни провести, сидя перед телевизором. И они понимают, что там, за экраном, ненастоящие люди, всего-навсего актеры. Тяжело сопереживать, когда знаешь, что все это – один большой спектакль. А здесь – поворот в жизни их подруги, с которой они проводят уйму времени. Новый информационный выброс, за который можно зацепиться.
Мам, говорю, это – Каталина, моя девушка.
А это – Аманда. Твоя внучка.
Твой новый фотоальбом, который ты сможешь обнимать, засыпая в кровати. Не просто набор картинок, а живое существо. Девочка, с которой тебе будет не так одиноко.
Многие мечтают подарить своим матерям шикарные автомобили, золотые украшения, кухонную мебель. Но случай Дороти – нечто иное. Никакие материальные блага не в состоянии заглушить ее боль, заставить забыть случившееся с ее настоящей семьей. Когда миссис Бальмонт видит самолет, вылетающий из аэропорта О'Лири, она крестится, молится, чтобы с неизвестными ей людьми не случилась та же беда, что и с ее дочерью, некогда заживо пылавшей в груде обломков.
Она должна понимать, что эту внучку привел ненастоящий сын, с ненастоящим именем Сэт. Что эта девочка – своего рода подарок, который хочет быть презентованным. Два одиночества движутся по одной линии, в разных направлениях, но навстречу друг другу. Они – не кровные родственницы. Но это и не важно. Случается так, что люди десятилетиями растят неродных отпрысков. Ошибка в роддоме, усыновление, суррогаты.
Карма подписывает соглашение.
Что мешает старушке привязаться к кому-то, кто не вылез из ее утробы?
Чтобы разорвать оковы одиночества, нужно разбить окно.
У кого из вас стоит на Каталину Круз, или Майю Гейтс, привязанных к кроватям-авианосцам в фешенебельных особняках? Зачем вам эти силиконовые холмы, или ботексные пасти? Мода на искусственность прошла. Теперь же не случится ни единой эрекции, если в кадре не будет хотя бы капли крови. Чужие страдания возбуждают настолько сильно, что после мастурбации ты плачешь. Это называется снафф. У тебя на глазах пытают ребенка, или молодую женщину. Пытают, чтобы убить. Истязают, чтобы ты получил порцию настоящих эмоций. И ты рыдаешь, потому что тебя такому не учили. Это дико, преступно, но только такие фильмы способны расшевелить окаменелую простату. Хочется остановиться, а рука сама по себе продолжает передергивать. И после этого ты презираешь себя. Проводишь липкой рукой по дивану или ковру, вытирая океаны спермы, чтобы одежда не воняла. Но отныне никакой другой 'продукт' не способен заставить тебя ощущать себя настолько живым.
С разбитого окна начинается анархия. Граффити – это крах системы. Еще в тысяча девятьсот восемьдесят втором году два умника (Уилсон и Келлинг) предположили: если в здании разбито окно,