Само заведение не было похоже на одно из тех, которые она рисовала в воображении. Здесь не было и добрых монахинь в развивающихся черных сутанах.
Здесь был Вилли Шинер.
Лаура впервые заметила его сразу после приезда, когда социальная служащая миссис Боумайн показывала ей комнату, в которой жили близнецы Акерсон и девочка по имени Тамми. Шинер подметал пол в коридоре.
Он был сильным, гибким, бледным, веснушчатым мужчиной около тридцати лет, с волосами цвета меди и зелеными глазами. Работая, он улыбался и что-то тихо насвистывал.
– Как себя чувствуете, миссис Боумайн?
– Хорошо, Вилли.– Она явно любила Шинера.– Это Лаура Шан, новая девочка. Лаура, это мистер Шинер.
Шинер посмотрел на Лауру с нескрываемым интересом.
– Ух… Добро пожаловать в Маклярой.
Идя за служащей, Лаура оглянулась на Шинера. Никто кроме Лауры не видел, как он опустил одну руку к ширинке и лениво потер там.
Лаура больше не оглядывалась.
Позже, когда она распаковывала свои чемоданы, стараясь придать своей комнате на третьем этаже более домашний вид, она обернулась и увидела в дверях Шинера. Она была одна, так как другие дети играли во дворе или игровой комнате. Его улыбка не была похожа на ту, которой он наградил миссис Боумайн: это была хищная и холодная улыбка. Свет, падающий из одного окна, падал на его лицо под таким углом, что его зеленые глаза приобрели серебряный оттенок и стали похожи на глаза мертвеца.
Лаура пыталась заговорить, но не могла. Она пятилась назад, пока не уперлась в стену позади своей кровати.
Он стоял неподвижно, его опущенные руки были сжаты в кулаки.
В приюте Маклярой не было воздушных кондиционеров. Окна спальни были открыты, но было ужасно жарко. Но Лаура вовсе не потела, пока не увидела в дверях Шинера. Теперь ее рубашка промокла от пота.
На улице дети смеялись и кричали. Они были близко, но ей казалось, что их крики доносились издалека.
Тяжелое ритмичное дыхание Шинера, казалось, становилось все громче и громче и уже заглушало голоса детей. Долгое время никто из них не шевелился и не говорил. Потом он резко повернулся и ушел.
Чувствуя слабость в коленях, Лаура подошла к своей кровати и села на край. Матрас смялся и пружины заскрипели.
Когда ее сердцебиение пришло в норму, она осмотрела комнату с серыми стенами. В четырех ее углах стояли узкие железные кровати, покрытые мягкими покрывалами и скомканными подушками. Возле каждой кровати стояла тумбочка с металлической лампой для чтения. На прибитой вешалке было восемь крючков, два из которых были ее. Кроме этого, в комнате стояли два шкафа, половину одного из которых она заняла. Старые занавески были потертыми и мятыми, они свисали волнами с металлических стержней. Весь дом был старым и обшарпанным, в воздухе стояла неприятная вонь, а Вилли Шинер бродил по комнатам и коридорам, как злорадный дух, ожидающий полнолуния, чтобы начать свои кровавые деяния.
Ночью, после ужина, близняшки Акерсон закрыли дверь комнаты и пригласили Лауру присоединиться к ним на протертый ковер каштанового цвета, где они могли сидеть кружком и секретничать.
Третья девочка – странная, тихая, хрупкая блондинка Тамми – не хотела присоединяться к ним. Подложив под спину подушку, она сидела и читала книгу, постоянно грызя свои ногти.
Лаура сразу же полюбила Тельму и Рут Акерсон. Им совсем недавно исполнилось по двенадцать лет и они были всего на месяц младше Лауры, но были достаточно сообразительны для своих лет. Они остались сиротами в девять лет и жили в приюте почти три года. Найти приемных родителей для детей их лет было трудно, особенно для близнецов, которых нельзя было разлучить.
Они не были очень красивыми девочками, но имели поразительное сходство во внешности: тусклые коричневые волосы, близорукие карие глаза, широкие лица, резкие подбородки и широкие рты. Лишенные красивой внешности, они были чрезвычайно вежливыми, воспитанными, энергичными и вообще хорошими девочками.
На Рут была голубая пижама с темно-зелеными кантиками на рукавах и мягкие голубые шлепанцы; ее волосы были стянуты в хвостик. Тельма была в красной пижаме и ярко-желтых шлепанцах, с двумя пумпонами в виде глаз, ее волосы развивались по плечам.
С наступлением темноты исчезла невыносимая жара дня. Они находились меньше чем в десяти милях от Тихого океана, поэтому ночной бриз делал возможным приятный сон. Окна были открыты, и мягкие дуновения ветерка циркулировали по комнате.
– Летом здесь очень скучно, – сказала Рут Лауре, когда они уселись кружком на полу.– Мы живем не в бедности, но поступления в приют становятся меньше. Летом все наши благодетели заняты своими отпусками, они отдыхают на пляжах и забывают о нас.
– Здесь очень хорошо на Рождество, – сказала Тельма.
– В ноябре и декабре тоже, – сказала Рут.
– Да, – сказала Тельма.– Во время каникул благодетели начинают чувствовать угрызения совести перед бедняками, сиротами и бездомными, которым приходится носить пальто из газет, а ботинки из картона. Поэтому они присылают нам корзины с вещами и берут нас на разные веселья и в кино, хотя эти кинофильмы никогда не бывают хорошими.
– О, мне нравятся некоторые из них, – сказала Рут.
– Эти фильмы похожи друг на друга. В них нет чувств. Они никогда не водят нас на фильмы, в которых
