нравится? Но тогда меня это почти не волновало, потому что к тому времени я потерял своего сына, но знаете, кого я действительно обвиняю?
Арлетт.
Да.
Поскольку это она, оставила те две купюры в своей красной шлюшьей шляпке, чтобы я нашел. И видите, насколько чертовски умна она была? Поскольку это не сорок долларов прикончили меня; это были деньги между ними и теми что Коттери потребовал для репетитора своей беременной дочери; которые он так хотел, чтобы она могла изучить латынь и не отстать в своей триггерономии.
35, 35, 35.
Я думал о деньгах, которые он хотел на репетитора всю оставшуюся неделю, и в выходные, также. Иногда я доставал те две купюры — я развернул их, но складки все еще остались — и изучал их. В воскресенье вечером я принял решение. Я сказал Генри, что он должен будет взять «Модэл Тн» в школу в понедельник; я должен был поехать в Хемингфорд Хоум и поговорить в банке с мистером Штоппенхаузером насчет краткосрочной ссуды. Маленькой. Всего тридцать пять долларов.
— Зачем? — Генри сидел у окна и угрюмо смотрел на темнеющее западное поле.
Я сказал ему. Я думал, что начнется очередной спор о Шеннон, и в некотором смысле, я хотел этого. Он ничего не сказал о ней за всю неделю, хотя я знал, что Шен уехала. Мерт Донован рассказал мне, когда приехал за семенами кукурузы.
— Уехала в какую-то необычную школу в Омахе, — сказал он. — Ну, больше возможностей для нее, вот, что я думаю. Если они собираются голосовать, им лучше учится. Хотя, — добавил он, подумав, — моя делает то, что я говорю ей. Ей же лучше, если она знает, что для нее хорошо.
Если я знал, что она уехала, Генри также знал, и вероятно раньше меня — школьники обожают сплетни. Но он ничего не сказал. Наверное, я пытался дать ему повод выговорить все обиды и взаимные обвинения. Это было неприятно, но в долгосрочной перспективе это могло быть полезным. Ни одной ране на лбу или в мозгу позади лба нельзя позволять гноиться. Если это произойдет, то инфекция может распространиться.
Но он только проворчал на новости, поэтому я решил подтолкнуть немного сильнее.
— Мы разделим долг, — сказал я. — Это не более тридцати восьми долларов, если мы выплатим ссуду к Рождеству. Это по девятнадцать долларов. Я возьму твою долю из твоих карманных денег.
Конечно, я ожидал что, это вызовет волну гнева… но это вызвало только очередное угрюмое хмыканье. Он даже не спорил о необходимости взять «Модэл Ти» в школу, хотя сказал, что другие дети смеялись над ней, называя ее «Большой какашкой Хэнка».
— Сынок?
— Что.
— Ты в порядке?
Он повернулся ко мне и улыбнулся — по крайней мере, его губы дернулись.
— Все хорошо. Удачи завтра в банке, пап. Я иду спать.
Когда он встал, я сказал:
— Ты поцелуешь меня перед сном?
Он поцеловал мою щеку. В последний раз.
Он взял «Ти» в школу, а я поехал на грузовике в Хемингфорд Хоум, где мистер Штоппенхаузер проводил меня в свой офис после всего лишь пятиминутного ожидания. Я объяснил, что мне нужно, но не стал говорить, для чего мне это, просто по личным причинам. Я думал, что для такой пустяковой суммы, я не должен быть более конкретными, и оказался прав. Но когда я закончил, он сложил руки на своей учетной книге на рабочем столе и посмотрел на меня почти с отеческой строгостью. В углу настенные часы «Регулятор» тихо отстукивали время. С улицы, значительно громче, доносился шум двигателя. Он затих, наступила тишина, а затем еще один двигатель завелся. Был ли это мой сын, вначале подъехавший на «Модэл Ти», а затем угнавший мой грузовик? Я не мог знать наверняка, но решил, что так и было.
— Уилф, — сказал мистер Штоппенхаузер, — у тебя было немного времени, чтобы прийти в себя после ухода жены — извини, что начинаю обсуждение болезненной темы, но это кажется уместным, и кроме того, офис банкира немного похож на исповедальню — поэтому я собираюсь говорить с тобой, как строгий дядюшка. Что вполне соответствует тем местам, откуда родом мой отец и мать.
Я слышал это прежде, как и большинство посетителей этого офиса, и покорно улыбнулся в знак согласия.
— Выдаст ли «Хоум Бэнк энд Траст» тебе ссуду в тридцать пять долларов? Будь уверен.
Мне хочется подойти к этому по-мужски и заключить сделку из своего собственного бумажника, кроме того я никогда не ношу больше чем, нужно, чтобы заплатить за обед в «Роскошном Посетителе» и чистку обуви в парикмахерской. Слишком много денег постоянное искушение, даже для старого проныры вроде меня, и к тому же, бизнес есть бизнес. Но! — Он поднял палец. — Ты не нуждаешься в тридцати пяти долларах.
— К сожалению нуждаюсь. — Я задался вопросом, знал ли он почему. Он мог; он был действительно хитрым старым пронырой. Но им был и Харл Коттери, и Харл был также пристыжен старым пронырой той осенью.
— Нет; не нужно. Тебе требуется семьсот пятьдесят долларов, вот, что тебе нужно, и ты можешь получить их сегодня. Либо на счет банка, либо наличными в кармане, мне все равно. Ты выплатил ипотеку за свой участок 3 года назад. Это четко и ясно. Стало быть, нет абсолютно никакой причины, почему ты не должен развернуться и взять еще одну ипотеку. Так поступают все время, мой мальчик, и лучшие люди. Ты удивился бы некоторым бумагам, которые у нас есть. Все лучшие люди. Да сэр.
— Я очень благодарю вас, мистер Штоппенхаузер, но я так не думаю. Та ипотека походила на серое облако над моей головой все время, пока была в силе, и…
— Уилф, в этом то и суть! — Палец снова поднялся. На этот раз он качался взад вперед, как маятник «Регулятора». — Так думают лихие и самоуверенные ковбои! Эти парни, берут ипотеку и затем чувствуют, что всегда будут под солнцем, а заканчивают тем, что не выполняют своих обязательств и теряют свою ценную собственность! Парни вроде тебя, которые несут эти деньги как тяжелую ношу в мрачный день, это те парни, которые всегда платят! И ты хочешь мне сказать, что нет усовершенствований, которые ты мог бы сделать? Крышу починить? Чуть больше домашнего скота? — Он бросил на меня хитрый и плутоватый взгляд. — Возможно даже водопровод, как твой сосед по дороге? Такие вещи окупают сами себя, понимаешь. Ты мог бы покончить с усовершенствованиями, которые намного перевешивают стоимость ипотеки. Соотношение цены и качества, Уилф! Соотношение цены и качества!
Я обдумал это и наконец сказал:
— Это очень заманчиво, сэр. Не стану врать…
— Не надо. Офис банкира, это исповедальня, с очень небольшой разницей. Лучшие люди в этом округе сидели на этом стуле, Уилф. Самые лучшее.
— Но я пришел только за краткосрочной ссудой, которую вы любезно предоставили и это новое предложение необходимо немного обдумать. — Новая идея пришла мне в голову, и была на удивление приятной. — И я должен обсудить это со своим сыном, Генри-Хэнком, как теперь ему больше нравится зваться. Он достиг возраста, когда с ним нужно советоваться, поскольку то, что я имею, станет когда-нибудь его.
— Понятно, абсолютно понятно. Но это верное решение, поверь мне. — Он встал на ноги и протянул руку. Я протянул свою и пожал ее. — Ты пришел сюда, чтобы купить рыбу, Уилф. Я предлагаю продать тебе полюс. Гораздо лучшее предложение.
— Спасибо. — И, покидая банк, я подумал: я обсужу это со своим сыном. Это была хорошая мысль. Теплая мысль в сердце, которое было холодным в течение многих месяцев.
Разум забавная штука, не правда ли? Озабоченный неожиданным предложением мистера Штоппенхаузера о кредите, я не заметил, что машина, в которую я сел, была подменена той, которую Генри взял в школу. Я не уверен, что заметил бы сразу же, будь у меня менее сложные вопросы в голове. В конце концов, они обе были знакомы мне; они обе были мои. Я понял только, когда наклонился взять заводную рукоятку и увидел свернутый листок бумаги, прижатый камнем на сидении водителя.
Мгновение я просто стоял там наполовину внутри «Ти», одна рука на кузове, другая под сидением, где
