Амабел указывала куда-то рукой. Проследив направление ее жеста, Хью ужаснулся. Неудивительно, что он сразу не узнал Лоренса — так изуродовали его люди сэра Руперта. Распухшее багровое лицо Лоренса было в крови, разбитые губы кровоточили. Он пошатывался, с трудом удерживаясь на ногах. На шее у него была петля.
Хью хотел броситься к нему, но у него была более важная задача — доказать, что Лоренс невиновен.
— Его нужно судить по закону! — закричал Хью, указывая на Лоренса. — Здесь со мной человек, который может свидетельствовать о том зле, которое было причинено Белому Принцу.
Когда сэр Руперт увидел Джеффи Миклса, он побледнел. Хью думал, что все быстро уладится, но баронет неожиданно расхохотался.
— О чем может свидетельствовать пьяница?! Разве что о качестве пива в «Дельфине»!
Среди его сторонников раздался хохот.
Выждав минуту, Хью обратился к сквайру Кабли:
— Выслушайте его, сквайр! У этого человека есть сведения, оправдывающие Лоренса Самерко-та. От себя могу сказать только одно: все, что Белый Принц отнимал у богачей и знати — а я был одной из его жертв, — он отдавал беднякам. А теперь, прошу вас, выслушайте мистера Миклса!
Толпа подчинилась, глядя то на сквайра Кабли, сидевшего на вороном коне у эшафота, то на Хью.
Кабли, седой короткошеий человек с проницательными карими глазами, поднял голову, чтобы получше разглядеть лорда Рейнворта.
— Если вы считаете, что мистера Самеркота обманом лишили наследства, милорд, то уверяю вас, вы ошибаетесь!
Хью хотел ответить, но Миклс опередил его:
— Сэр Руперт Хаклоу подкупил меня, чтобы я подделал завещание отца Лоренса Самеркота! Но я не желаю больше покрывать этот обман, поскольку собственными глазами вижу бедность, в которую сэр Руперт поверг жителей своего поместья. И у меня есть доказательства. Сэр Руперт не знает, что в моей конторе хранится подлинное завещание.
При этих словах толпа стихла. Все было ясно — если мистер Миклс предъявит завещание, сэру Руперту придется плохо.
— Я рассмотрю завещание! — крикнул сквайр Кабли. — Если оно подлинное…
Но продолжить ему не удалось: сэр Руперт кинулся на Джеффри Миклса.
— Ты жалкий, лживый…
Обхватив Миклса за пояс, он тяжело рухнул вместе с ним на доски эшафота. Наспех воздвигнутое сооружение зашаталось. Женщины закричали. Хью увидел, что петля затянулась на шее Лоренса, и подхватил его под мышки, чтобы он не задохнулся. В это время сторонники Лоренса подняли на эшафот человека с ножом в руках. В одну секунду петля была разрезана, и Лоренс тяжело привалился к Хью, задыхаясь, откашливаясь.
Эшафот все еще шатался. Хью и Лоренс, не устояв на ногах, упали на колени. Внезапно на другом конце эшафота, где Миклс все еще боролся с сэром Рупертом, опора рухнула, край обломился, и оба полетели вниз под ноги отшатнувшейся толпы.
На мгновение настала мертвая тишина. Хью, оставив Лоренса, бросился на помощь Миклсу. Когда ему удалось пробиться сквозь толпу, он увидел, что сэр Руперт мертв. Миклс, упавший на него, уже поднялся и стоял рядом, глядя на баронета невидящими глазами.
— Хаклоу мертв! — крикнул кто-то поблизости. — Он ударился головой о булыжники!
Известие быстро распространилось среди заполнявшего площадь народа. Отдав несколько распоряжений, Хьюго подвел Миклса к сквайру Кабли.
— Давайте доведем это злополучное дело до конца, — сказал он.
Сквайр согласился, нескольких солдат послали в адвокатскую контору за завещанием, и вскоре народу сообщили все, что удалось обнаружить.
Завещание отца Лоренса, найденное в конторе Миклса, оказалось подлинным. Подписавшие его в свое время свидетели признали свои подписи, и сквайр Кабли заявил, что земли Лоренса должны быть ему возвращены. Лоренс вернулся на площадь и обратился к толпе, хотя с трудом мог шевелить рассеченными губами. Он пообещал вернуть владельцам все деньги, отобранные у них в бытность его Белым Принцем.
Между тем в толпе все еще раздавались отдельные голоса, требующие для Белого Принца сурового наказания. Сквайр Кабли объявил, что все, у кого есть претензии к Лоренсу Самеркоту, должны обратиться к нему. Поскольку сквайр был известен непреклонностью своих суждений, Хью очень сомневался, чтобы кто- нибудь решился их оспаривать.
Когда толпа начала расходиться, Хью отвел Лоренса к своей карете и препоручил заботам Амабел. Встретившись взглядом с заплаканной Мэри, он спросил:
— Ты все еще мною недовольна?
Она рассмеялась сквозь слезы:
— Иди, садись скорее, дурачок!
Через минуту-другую экипаж был уже на пути в Хэверседж-Парк.
25
Последствия смерти сэра Руперта не заставили себя ждать. Как только его преступление было доказано, Давдэйл-Мэнор был возвращен Лоренсу, а он, в свою очередь, поспешил вернуть деньги пострадавшим от его нападений. К их чести, большинство жертв Белого Принца отдали возвращенные им деньги в помощь беднякам графства.
Хью дал согласие на брак Амабел с Лоренсом, поставив единственное условие: подождать со свадьбой, пока невесте не исполнится семнадцать лет. Волна поздравлений хлынула в Давдэйл-Мэнор и Хэверседж- Парк при известии о предстоящем союзе таких уважаемых семейств.
По просьбе леди Хаклоу сэр Руперт был похоронен на кладбище при церкви в Фрогвелле, вдали от места его трагической гибели. Отпевание было кратким, сама церемония погребения еще короче. Вдову сопровождали Гонория, Хьюго и мистер Белпер. Гонория с теткой жили теперь в Хэверседж-Парке, так как в Давдэйл-Мэнор по праву обосновался Лоренс.
После похорон леди Хаклоу провела остаток дня в своей комнате, как и весь следующий день. Однако за два дня до Рождества она появилась в гостиной — в траурном платье, мрачная, но с сухими глазами. Ее твердая натура осталась непоколебимой даже перед позором, который навлекло на нее преступление мужа. Она вела себя так, словно ничего не случилось, по своему обыкновению расспрашивая всех о здоровье и об их делах.
Мэри подобное поведение, наверное, восхитило бы, если бы она не заподозрила, что такое спокойствие вдовы свидетельствовало о полном равнодушии ее к покойному супругу. Теперь, когда смерть баронета положила конец их союзу, леди Хаклоу поставила себе целью начать все сначала. Этот ее план предусматривал скорейшее замужество племянницы, пусть даже в нарушение всех приличий. При обычных обстоятельствах смерть такого близкого родственника требовала бы отложить всякие празднества по меньшей мере на полгода. Но леди Хаклоу считала, что свадьбу откладывать не следует — в этом она видела свой долг перед племянницей.
— Гонория не должна страдать из-за неблагоразумных поступков Хаклоу, — твердо заявила она Хью. — Можете быть уверены, что свадьба состоится на Рождество.
При этих словах у Мэри упало сердце. Она не сомневалась, что, если бы траур был соблюден и свадьбу отложили, чувство Гонории к мистеру Белперу расцвело бы пышным цветом. А теперь бедная девушка вынуждена будет последние несколько дней перед свадьбой провести не в обществе мистера Белпера, а в слезах и одиночестве. Смерть сэра Руперта поразила Гонорию гораздо сильнее, чем леди Хаклоу.
Мэри успела достаточно хорошо узнать характер Гонории и понимала, что та остро ощущает позор преступлений сэра Руперта. Ее мнение подтвердилось, когда в минуту редкой откровенности Гонория призналась ей в своих чувствах.
— Если бы у меня хватило мужества, — сказала она, прижимая платок к глазам, — я бы отказала Рейнворту. Я навлекла на него такой позор! Он должен теперь презирать меня…
Мэри подумала, что ради разрыва Хью с Гонорией ей следовало бы поощрить у Гонории такое
