— Нужно подготовиться. Надеть шлем и пояс. Иди к двери и подожди меня. Я достану фонарик…
Грейер бежит к себе, а я вызываю лифт. Не проходит и минуты, как он снова появляется. На скейтборде!
— О Боже, Гров! И это все для подвала? — ахаю я.
Он тормозит ногой в носке как раз перед дверью лифта. Велосипедный шлем слегка сбился набок, за поясом штанишек торчит огромный фонарь вместе с йо-йо и чем-то похожим на украшенную монограммой махровую салфетку из своей ванной.
— Теперь пора, — непререкаемым тоном заявляет он.
— Но не стоило ли сначала надеть туфли?
— Нет, они нам не нужны.
Он въезжает внутрь, и дверь закрывается.
— Там, внизу, так здорово! О Господи, о Господи…
Он возбужденно кивает закованной в шлем головой. Последнее время он пересыпает свою речь обращением «О Господи» — это явное влияние Кристиансона, четырехлетнего обаяшки, возвышающегося над всем классом на добрый фут. Даже когда бедняга Эл погрузился в судьбоносные оранжевые блестки, Гизела и Грейер воскликнули в унисон:
— О Господи!!!
Лифт замирает в вестибюле, и Грейер катится вперед, отталкиваясь одной ногой и не забывая придерживать штанишки со всем снаряжением, дабы они не поддались закону притяжения. К тому времени как я его нагоняю, он уже потребовал от Района показывать путь к решетчатому служебному лифту.
— А-а, мистер Грейер! У вас сегодня внизу важные дела? Грейер хлопотливо поправляет свои инструменты и удостаивает Рамона только рассеянным «угу».
Рамон улыбается мальчику и заговорщически подмигивает мне:
— Наш мистер Грейер — очень серьезный человек. У вас уже есть девушка, мистер Грейер?
Лифт, дернувшись в последний раз, останавливается в подвале. Рамон открывает двери, и мы входим в ярко освещенный холодный коридор, пропахший ароматом сохнущих простыней.
— Кладовая сто тридцать два… по правой стороне. Осторожнее, не заблудитесь, иначе мне придется вас искать.
Он снова подмигивает и, многозначительно дернув бровью, закрывает дверь. Я остаюсь одна под свисающей с потолка лампочкой.
— Грейер!
— Няня! Я жду. Иди сюда!
Я иду на звук его голоса, пробираясь в лабиринте клетушек, закрывающих обе стены от пола до потолка. Некоторые забиты больше остальных, но в каждой имеются чемоданы, лыжное снаряжение и различные предметы мебели, прикрытые пузырчатой упаковкой.
Я сворачиваю за угол и вижу Грова, лежащего животом на скейтборде.
— Вот здорово будет, когда па придет домой и начнет украшать елку! В прошлом году Кейтлин начала снизу, а па встал на стремянку и вешал игрушки на верхние ветки! А потом мы пили шоколад в гостиной.
— Повезло тебе! Погоди, сейчас найду ключ.
Грейер нетерпеливо подпрыгивает, пока я открываю клетушку, и, бросившись вперед, ловко лавирует между ящиками. Я не иду за ним: очевидно, он уже не раз проделывал этот путь, а мне не отличить коробки с украшениями от электрической духовки. Поэтому сажусь на холодный цемент и прислоняюсь головой к клетушке напротив. Хорошо, что можно хоть минутку отдохнуть!
Мои родители частенько грезили о своей кладовой, сидя с поднятыми ногами на сундуке, до отказа набитом нашей летней одеждой и служившем заодно журнальным столиком. Иногда мы позволяли себе поговорить о том, для чего употребили бы лишний чулан: совсем как фермеры из Вайоминга, мечтающие выиграть джек-пот в лотерее.
— Ты хоть знаешь, что ищешь, Гров? — кричу я в груды ящиков, поскольку вот уже несколько минут не слышу ни звука. Тишину нарушает громкое лязганье. — Грейер! Что там происходит?
Я было поднимаюсь, но тут из темноты к моим ногам катится фонарик.
— Вытаскиваю вещи, няня! Посвети мне! Нужно достать голубую коробку!
Я направляю яркий луч на клетушку, освещая два грязных носка и тощий, облаченный в хаки зад, вбуравливающийся в середину груды.
— Уверен, что это безопасно? Я могла бы…
— Нашел! Тут полно всего! Мои лыжи! Это мои лыжи, няня, для Аспирина.
— Аспена?
— Аспена. Вот оно! Сейчас передам! Готовься? Готова, няня? Лови!
Он зарылся в коробки. Я слышу возню, и тут откуда ни возьмись в меня летит стеклянный шар. Я роняю фонарик и ловлю игрушку. Ручной работы, с маркой Стьюбена и красным колечком! Прежде чем я успеваю опомниться, за первым шаром следует второй!
— ГРЕЙЕР! ЗАМРИ!!!
Похоже, я позволила Микки-Маусу править бал! Фонарь катится по полу, бросая причудливые отблески на горы коробок.
— Ну-ка сюда, мистер, и немедленно! Твоя очередь держать фонарь.
— Неееет…
— Грейер! — восклицаю я голосом Злой Колдуньи.
— ЛАДНО!
Он лезет обратно задом наперед. Я отдаю ему фонарик.
— Давай попробуем снова. Только на этот раз поменяемся местами.
Когда мы возвращаемся наверх, Грейер марширует вперед, чтобы составить план атаки, пока я неохотно оставляю коробку с украшениями в переднем холле.
— Няня? — доносится слабый голосок.
— Что, Грейер?
Я следую за ним в гостиную, где неотразимый юноша в стиле Джонни Кэша[35] возвышается на стремянке, украшая елку Грейера.
— Передайте мне коробку с голубками, — бросает он, даже не оборачиваясь, чтобы взглянуть на нас.
Мы с Грейером, продолжая стоять у двери, обозреваем пол, усеянный голубками, золотыми листьями, викторианскими ангелами и жемчужными нитями.
— Слезай! Мой папа сам украсит верхние ветки.
— Погоди секунду, Грейер, — прошу я, протягивая птичек человеку в черном. — Я сейчас вернусь.
— Лучше слезай, или папа тебе наподдаст! — слышу я предупреждение Грейера.
Подхожу к кабинету миссис N. и стучу.
— Войдите.
— Привет, миссис N. Простите, что побеспокоила… Обычно безлико-аккуратная комната завалена пакетами и пачками рождественских открыток.
— Ничего-ничего, входите… что случилось?
Я открываю рот.
— Видели Джулио? Ну разве он не гений? Какая удача, что он согласился приехать. Джулио — лучший эксперт по украшению елок. Видели бы вы, что он сделал для Эгглстоунов! Дух захватывает!
— Я…
— Кстати, пока вы здесь, можно спросить? Как по-вашему, клетчатая юбка из тафты не слишком банально для шотландской рождественской вечеринки? Не могу решить сама…
— Я…
— О! Вы должны видеть эти миленькие двойки, которые я купила сегодня для племянниц мистера N.! Надеюсь, цвет им подойдет. А вы надели бы кашемир в пастельных тонах?
Она вытаскивает пакет с эмблемой TSE.
— Может, лучше обменять…
