— Теперь ты прекратишь.
— Пожалуй. Но разве не интересно: посмотри на них. Всё будет идти и дальше, Шеол всё больше будет успокаиваться и найдёт себя. Вельзеор обретёт в нём потерянного брата. Велил, он молчит не от коварства. А оттого, что не умеет понравиться на словах. Но ему придется говорить, того потребуют цели. Всё продолжится, смена дня и ночи, рождение новых людей, будут устанавливаться связи, и изменяться старые. Но ты уже не будешь частью этого. — Последнее она договорила лишённым интонаций голосом. Но оттого стало ещё тише и глуше кругом.
— Не имеет значения.
Вопрос во взгляде.
— Ты!.. — Люмен не успел договорить.
— Ведь тебя злит не то, что я пыталась манипулировать тобой, а то, что у меня получилось.
Злая усмешка.
— Пытаешься дать мне замену.
— Ты ведь нуждаешься в подобных связях, друзьях, братьях. Я всего лишь хочу напомнить тебе вкус жизни.
— Зачем?
Другого бы это испугало, Кайла осталась невозмутимой.
— А зачем ты там лишённый жизни внутри?
Он замолчал, как если бы его самого задули изнутри. Это была правда, и Люмен не смел оспаривать её.
— Для мира стараешься, — только и выговорил он.
— Нет, — Кайла подошла совсем близко, а пальцы ног выглядывали из-под подола, когда она ступала по расстеленным шкурам. — Для тебя. Живи сейчас. Пока есть возможность, живи. — Они были одного роста, так что Кайла говорила, почти касаясь его губ. — Я столько могу показать тебе, открыть. То, о чём ты даже не догадываешься. Ведь… — Кайла остановилась, голос дрогнул. Она не договорила.
Утром звёзды светили ярко, и снег стлался белым полотном. Под мерцание костров, под блеск жадных глаз он вышел к пепелищу. Пепел прилипал к сапогам, а воздух пах горами. Дышать было легко, но нечто тяжёлое подымалось внутри и заполняло горло.
Смотря на собравшихся людей, Люмен сказал:
— Мы нападём на Небесный Чертог!
Ответом ему было зарождающееся ликование.
— И сокрушим его. — Он почти кричал, а кругом зажигались огни. Начинали бить барабаны.
— Новости. Новости!
Гонец с бледным лицом и горящими красным щеками успел выбежать, прорываясь через людское кольцо.
— Новости о Чертоге!
Стало очень тихо, но так же били барабаны.
— Они выходят и строятся у Великой Горы.
— Завтра мы сокрушим его! — вскричал Люмен и повернулся в сторону Кайлы. Взгляд её был таким же тёмным.
15
«И тогда я скажу: не было ничего, не было ничего, не… И пойму, что не могу говорить. Это сон или полёт? Я в вечности. Всё едино. Только почему так горячо там… там было сердце.
Я здесь
Я здесь…»
Утро. В Ушаде есть старая статуя, сделана она не изо льда, как принято у иовов, да и не отличается особой изысканностью. Статуя вырезана из грубого камня, шершавого как само море и такого же вечно шепчущего. Многие поколения сменились, а никто и не помнил, когда та появилась. А кто статую создал — так вообще не задумывались. Не могло быть у неё творца.
Лицо некогда было гладким и выразительным, но и тогда не имело узнаваемых черт. У Императора нет лица, вот и здесь он был лишь образом. Да и за прошедшее время только глаза да губы ещё угадывались на статуи, руки с открытыми ладонями, изгиб одеяния, закрывающего ступни.
Это было единственное Его изображение на всей планете, никто и не решился бы на подобное. И уж кем был творец статуи, о чём помышлял — только та так сроднилась с замком, что никто уже и не думал прятать древнее изваяние.
У статуи были обкрошившиеся пальцы рук, кончик мизинца давно отпал. Со спины часть одеяния открылась как оголённая кость, оставляя только грубую фактуру. Но что-то было в самой статуе, что-то родное. Отчего к ней часто приходили постоять рядом или обратиться с тихим разговором. Так бывало до сегодняшнего утра.
Верёвки взмыли вверх. Впервые здесь заплясал свет факелов. Как заезжие шуты из далёких земель, огни плясали по стенам и потолку. Верёвки затянулись на голове с мудрыми глазами без зрачков.
Люди закрепили их концы в механизмы, прикрепили те к полу. В тишине колёса пришли в движение и принялись пожирать на глазах натянутые до предела верёвки. Одна заскрипела. И статуя поддалась.
Накренившись безмолвно, вдруг обрушилась вниз и разбилась на большущие куски грубого камня. Статуя не была сделана из кристалла. И впитав миллионы непроизнесённых слов, осталась лежать пыльной грудой по гладким плитам.
Так было в Ушаде. Иначе встрепенулся Легион.
Слух сыновей был обращён к единственному, кто стоял в центре и говорил со всеми разом, не обращаясь ни к кому отдельно.
— Мы — хранители Небесного Чертога, слуги и воины единого истинного закона. Мы были созданы для его защиты любой ценой и от любых угроз, как внешних. — Тут он сделал паузу. — Так и внутренних. — В громогласной тишине он приковывал в себе внимание, точно прорезь света в ночной густоте. Хеварин, легионер среди легионеров, продолжил умудрённую неоспоримой правотою речь. — Мы созданы с единственной целью, мы — воплощение её. Но что происходит с нами, почему, братья мои, вы остаётесь слепы и глухи? Кто не даёт вам увидеть правду? Но не ваша в том вина, а темноты, что загораживает свет.
— Свет? — Лукас оборвал речь, выступив из толпы, — о чём ты говоришь?
— Что тут происходит? — следом появился Шайло.
За ним показались и Гавил, Тобиас, Рамил, Диан и Туофер.
— Не знаю, — ответил Лукас.
Тогда Шайло переспросил.
— Хеварин, о чём ты?
Тот обернулся к брату и с почтением, кое требовало положение Шайло в Чертоге, заговорил:
— Как и подобает верным сыновьям Императора, мы должны быть наготове, если нечто будет нести угрозу мировому порядку.
Тогда Хеварин отвернулся от Шайло, вновь устремляясь к собранию.
— Сейчас нам должно обратить умы к тому, что происходит с Небесным Чертогом. Уже отдан приказ и войска выходят к Великой Горе. Скоро и мы отправимся туда. Но я хочу знать, с какой целью, что может угрожать нам? И почему ни одного слова не было сказано о происходящем? Мы — первые Его дети, созданные в Его совершенстве. Нас держат в невежестве как неразумных.
— Не сей смуту, — Шайло подошёл ближе к Хеварину, — как сыну Императора, тебе полагается иметь
