Обед к тому времени давно кончился и капитан стоял перед навигационными панелями. Те выстраивались скоплением колёсиков различной величины в цифры и данные.
— Его гонит ветер и течение.
Маул уже понял, что из-за слишком повышенной температуры воды течение здесь и так ужасно быстрое. Он мог видеть в иллюминатор как с ветром льдины проносятся мимо. А иногда и слышал, как те с грохотом ударяются о корабль и друг о друга. Одни топили другие и, крошась, падали в бездонную морскую пучину. На головы глубинным чудовищам.
— … сковывает путь назад!
Это уже было предупреждение от навигаторов. Маул не стал выходить на палубу, слишком уж большие волны поднимались и выплёскивались на неё.
— Ветер его пригнал, ветер его и прогонит, — прокричал капитан.
Но так не случилось. Ни на следующий день, ни через два дня. Они застряли. Весь форматор был заблокирован и возможности пробить себе путь не представлялось. Когда ветер улёгся и звёзды светили особенно ярко, Маул мог разглядеть выверенную мозаику, которую составили подогнанные друг к другу льдины. Так те плотно прилегали одна к другой, точно и вправду смотрелись как искусственные. За прошедшее время пригнанные глыбы были всевозможных форм и размеров. Только вот лёд всегда был похож только сам на себя и больше ни на что. «Упрямая стихия». «Нет, мальчик, не упрямая. Не злая. Ни мстительная. Ни добрая и не хорошая. Ей то де всё равно, хоть ты китом горбатым кричи, хоть белой птахой голоси над водами. Хоть замёрзни и, поди, со своей агорой на дно опускайся, хоть изжарься в пламени. Ей всё равно. Всегда. Всегда…»
— Корпус выдерживал удары кусков льда. Некоторое время Крошащий ещё пытался плыть, но вот встал и больше не было возможности двинуться. Тут даже мощь всех двигателей бессильна. Заглохли винты.
Пригнанные пласты врезались с глухим скрежетом. А потом всё затихло. И впервые Маул почувствовал холодящий изнутри страх. Слишком тихо, ни ветра, ни течения черных вод, только беззвучное небо над ними и равнодушные звёзды. И пар собственного дыхания. Захотелось облизать губы, но Маул сдержался.
— Полная мощность на двигатели.
А рядом с кристаллом пара нет. Дышишь совсем невидимо.
— Подключение вспомогательного двигателя.
Это ничего не дало.
— Нам лучше не идти дальше. Можем получить удар по днищу. Кто знает, из батискафа говорили, что дальше кристалл может расти совсем близко от поверхности. Он нас пробьёт, капитан.
Путь назад был закрыт. Двигаться вперёд Крошащий Лёд тоже не мог. Да и развернуться.
Маулу не нравилось время, когда приходила ночь и обычно тогда он уже был внутри корабля, в своей каюте. Через пелену молочных путей, этих скоплений белого дыма по всему небу, совсем нечего не было видно. Они сковывали свет каждой звезды и в прорезях оставляли одну черноту.
«На океаническом дне тоже черно».
«А там где кристаллы свет есть».
«Есть, да только светит слабо. Ты видел когда-нибудь свет агоры?»
«Не-а…»
«А я видывал. Светится так же как и кристалл. Слабое призрачное сияние. Совсем как… да что ты нахмурился точно ветер по волне. Вот и на дне океанском древние-предревние кристаллы так же светятся и кругом от них подводное рыбьё, которое на поверхности жить не может. Всё то к ним льнёт».
Удар как будто сели на мель. Проверка корпуса успокоила. Они врезались в подводную глыбу, а не в кристалл. Иначе пришлось бы задраивать отсеки. Терять корабль отец не мог.
— Капитан.
— Да.
— Глухо.
Лаврик счищал покрывавшую палубу мерзлоту. Маул вспомнил выброшенные на берег покорёженные механизмы. Вот что вышвыривает волна когда переварит добычу. Их же море просто потопит. Нет, того хуже, замёрзнут со своими агорами!..
— Ветер?
— В ближайшую неделю ветра не будет.
— Подать сигнал.
Застывший посреди имперского моря корабль подавал сигнал о помощи в пустоту.
В разросшемся замке ребёнок-старец сидел в тёмной комнате. Его прищуренные глаза были обращены за окно, в то время как руки следили за вращением тонкого кристалла в центре круглого прибора.
— Да, вижу.
Колёса сложились в знаки, которые он понимал и мог интерпретировать.
— И ты надеешься.
Тонкие детские пальцы, тем не менее, покрытые старческими морщинами, принялись вращать пружинки, чтобы отослать ответное сообщение.
Ребёнок сидел один посреди заброшенной комнаты, какой та казалась на первый взгляд. Синие ковры были давно протёрты и узор на них изъелся временем. Некогда набитые подушки прохудились и грудами валялись в углах, другие были брошены посреди круглой комнаты. Шторы на окнах теперь сделались чёрными и в щели между ними был виден молочный путь на непроницаемой черноте.
Из-под нахлобученного на лицо капюшона свисали тонкие волосы уже тронутые сединой. Под потолком висел герб, где на коричневом фоне была изображена белая звезда.
В темноте комнаты ледяным светом отразились глаза цвета льда. Одежда его была коричневой, но он любил синий, хоть тот и считался цветом ноинов. Нет, цвета принадлежат всем. А у синего цвет смерти.
Ребёнок-старец хохотнул сдавленно и облизал языком сморщенные губы. Он принц, наследный принц, ха-ха, прожил десять лет. Ха-ха. Росс зашелся сухим кашлем. Уперся рукой в пол. В самый центр стёртого пятна на ковре, а другой рукой вцепился в передатчик.
Наследный принц, ха-ха, наследный принц, который не переживёт следующего года. Тело его старится и морщится как высушенная рыба. Скоро станет таким сухим, что и кожа на кости натянется. А под ней ничего. Росс и сейчас ощущал в себе одни кости и кожу. Та обтягивала зубы словно у него и губ не было, и череп. Но у него ещё есть лицо. Синий сон ещё только топчется у порога, но не стучится. Ещё есть время.
— Ты меня завораживаешь. — Пальцы передавали сообщение. — Ты знаешь. Ещё тогда, когда к нашим границам подступило племя черепов. — Это он не стал передавать. — Да, когда они подступили и не стали нападать на близлежащие поселения. Я один догадался, что там написано. Они и сами не знали, твои посланники. Побросали свои черепа как велено. Но я догадался пойти и посмотреть. И заполнить пробелы огнём… приказал прогнать их всех и вошёл в пещеру, к черепам. Я один… Загорелось от одного прикосновения факела и пробелы заполнились. Я один понял, больше никто: только огонь может победить лёд. И огонь заплясал среди камня. Такого же коричневого, как и я сам. Весь наш род. В коричневой пещере красный огонь. И чёрные камни. Ты же знаешь, там были чёрные камни. Я всё понял. — Следующее он вывел на передатчик. Большое колесо коснулось малого и то завертелось вокруг оси. — Всё сделано как следует. — Согнулся ниже над прибором. — Тебе и так всё известно. Твои шпионы везде. Даже здесь. И среди них все: иовы, ноины, ха-ха, ушады. А Там. Там у тебя шпионы есть? — И передал сообщение:
— Я отправил инженера к ним. Он сделает своё дело. — Снова облизал губы. — Скоро у тебя появится связь со всеми. Но ты ведь не будешь говорить с ними как со мной. — Полувопрос, полуутверждение. — Да, к чему тебе рассеивать ту мистику. Она твоё оружие сейчас. Ноины получили своего механика. Иовы делают всё как полагается. Ведь это я связался с ними всеми. Ребёнок-старец. Нет, они никогда не узнают, что то был я. Я не одержим, меня не предадут смерти, но я старею. Старею так как не должен.
Потушенные факелы уныло чернели тёмными пятнами на стенах. Рука нащупала жёсткий ворс. Какая разница, в черноте всё чёрное.
