грани сна, и тяжело раненных или пострадавших. Некоторые из них бредили, но это был не человек. И Аджехе не хотелось знать, что скрывается под внешней оболочкой.
Привязаны ли друг к другу легионеры? Любят ли своего создателя? В чём видят смысл своего существования? Всёго этого ему не хотелось знать.
— …знать…
Люмен самодоволен и самовлюблён не в пример другим. Он буквально преподносится на осознании собственного превосходства. Даже если так… даже если ему важна жизнь другого легионера. Жизнь человека для каждого из них — ничто.
— Аджеха.
Он чуть не вздрогнул.
— Одержимый.
Не обернулся. Так и смотрел за стекло в приснувшую синь. Уходящая далеко вперёд равнина как покрывало скрадывала пространство. Снег искрился отражая свет звёзд и не было больше ничего, на чём бы мог остановиться глаз.
Затылка касалось матовое тепло. Но перед глазами был только холод. Он и сам не видел, каким жёстким стало его лицо. А если бы и смог понять — испытал бы облегчение, что здесь больше никого нет.
Только снег и звёзды. Замёрзший мир.
Долго, долг, изгоняя из себя все остальные мысли, он думал только об этом. Легионер за спиной затих.
Одна самая яркая звезда сияла в окружении других поменьше. Все они образовывали круг. Прошёл ещё один день. С момента их последней встречи Мийя ни разу не видела Аджеху. И вот она нашла его одиноко стоящим среди снегов. И было в его позе что-то странное. Присмотревшись, она увидела, что тот прижимает руки к груди как будто пытается что-то сделать, но ничего не выходит.
Тогда он опустил руки и была в этом жесте горькая усмешка. Тут же Аджеха вскинулся и посмотрел на жрицу через темноту. Она неуверенно помахала ему рукой.
— Здравствуй.
— Добрый день.
Они вернулись в деревню. Аджеха шёл впереди и Мийе приходилось прилагать усилие, чтобы не отстать от него. Вот страж миновал один дом, другой. И остановился, когда Мийя позвала его.
— Сегодня такой чудесный день!
Пришлось обернуться. Отвечал он ровно, без выражения.
— Это так.
Они оказались в окружении трёх пустующих домиков. Когда-то давно здесь жили люди. Но после первой катастрофы на озере многие покинули эти места. Захваченные ставнями окна сурово темнели под крышами. У одного дома притаилась покорёженная лавка с отвалившимися двумя ножками. Мийя приложила ладонь к заснеженному камню и оставила свой отпечаток на подмёрзшем снеге.
Всё это время Аджеха стоял в стороне с заложенными за спину руками. Смотрел он в сторону.
— Смотри, мой отпечаток пошёл в вечность.
Отвечать тот не стал.
— Как на сегодня его состояние?
— Удовлетворительное.
— Хорошо, — Мийя была искренне обрадовала. Легионер шёл на поправку и это замечательная новость. Хвала Императору, всё образуется. — Я так рада.
Аджеха стоял как на допросе с таким видом будто ждал, когда же его, наконец, отпустят.
— Ты ведь воспитывался в главном храме?
— Да.
— Там, наверно, было холодно. Мне рассказывали, что вы проходите специальные тренировки, чтобы не бояться холода.
— Да.
Весь такой серьёзный и собранный. Прямая осанка, сам смотрит в сторону. Костюм стража только подчёркивает нарочную отдалённость. Ни дать ни взять совершенный служитель при Императоре.
— Аджеха, ты всё время отвечаешь одно и тоже.
— Как угодно жрице.
Он как будто весь закаменел. Мийе на секунду показалось, что стоит дотронуться, и весь пойдёт трещинами. Она и сама замолчала, только смотрела внимательно на застывшего стража. Слишком внимательно, так что ему оставалось или заговорить, или уйти. Вдруг стало так тяжело, что казалось — вот сейчас тишина окутает уши. Напряжение росло.
И вдруг ему на голову упал снег. Аджеха нахмурился как ребёнок. Первой расхохоталась Мийя, за ней и сам страж. Оба смеялись, пока она не утёрла слёзы и не выпрямилась.
— Всё будет хорошо. Они приедут рано или поздно.
— Меня волнует не это.
Будь мир чуть теплее, они могли бы сесть на каменный круг тут же и разговаривать. Аджеха впервые ощутил возвращение в Чертог так осязаемо. Чертог всегда будет ждать его, через снега и равнины. Громоздящийся в вечности рукотворный айсберг со стенами без единого огреха, точно выточенный волнами.
Правда была в том, что ему хотелось остаться здесь.
— Тогда что?
— Здесь хорошо, — слова прозвучали так просто и естественно, что ни один не удивился.
— Я тебя понимаю, — Мийя говорила со свойственной ей убеждённостью. — Мне тоже нравится бывать среди людей. Я люблю их.
— И их тепло.
К тому времени они уже стояли рядом. Она улыбнулась, отчего Аджехе захотелось улыбнуться точно так же. Кажется, всё таки что-то отразилось на его лице. Потому что глаза Мийи зажглись и стали ещё красивее. Они были большими и тёмными, и очень тёплыми.
Некоторое время оба смотрели на звёзды.
— Мне нравится их свет, — удивительное дело, она произнесла это так, что Аджеха по-новому вглядывался в далёкое холодное сияние. — Когда-то давно нам рассказывали, что это те агоры, что покинули планету. — Снова улыбка. Аджеха задержался взглядом на мягких губах. — Может, так оно и есть. Тогда это были агоры удивительных людей, их тянуло вверх. Ты бы хотел стать звездой?
— Что?
Аджеха как будто с трудом перевёл взгляд снова на небо.
— Стать звездой. Освещать путь другим.
— Не знаю.
— Ты слишком серьёзен.
— Разве не таким полагается быть стражу?
— Так-то лучше.
Он хмыкнул.
— А чему учат жриц в Обители?
— Слушать суть мира.
— Получается?
Казалось, Аджеха готов рассмеяться. В Мийе взыграла природная скромность.
— Я на это надеюсь.
Он в который раз удивился такой перемене. Когда разговор касался служения Обители и её целям, Мийя делалась другом. Или же раскрывалась глубже, этого он понять не мог. Менялось даже её лицо, взгляд становился глубже. И порой Аджехе казалось, что ему не дотянуться туда, не узнать истоков того, что преобладает в ней.
— Расскажи мне о храме.
Память настойчиво пыталась выудить нечто стоящее.
