Торис очнулся, может быть, через несколько минут, а может быть, несколько часов спустя. Одна мысль сверкала в его воспаленно мозгу подобно свету маяка: Юлианна забыла кинжал.
Геркон Люкас сидел в темноте зашторенного кабинета. Крошечный огонек свечного огарка, прилепленного в центре стола, казалось, сгущал тени еще больше, вместо того чтобы рассеивать мрак. Бард сидел в глубокой задумчивости, неподвижный, как каменное изваяние. Его стальные глаза были устремлены куда-то вдаль, на какой-то невидимый предмет, расположенный далеко за пределами кабинета. В руке он держал единственную красную розу, которую вытащил из стоявшей на столике вазы. На кончике его большого пальца выступила круглая капелька крови.
– Юлианна… – негромко пробормотал он.
Занавеска перед ним раздвинулась, и в проеме показалась рука с двумя кружками пенящегося мекульбрау. Следом появился и сам обладатель этой руки – высокий молодой человек в алом атласном камзоле без рукавов и великолепной кружевной сорочке. Одеяние его отличалось такой редкостной красотой, что даже всякое повидавший Люкас невольно задержал на нем взгляд. Затем он прищурился и перевел взгляд на лицо черноволосого красавца.
– Закрой занавеску, Казимир, – сказал Люкас.
Озорно улыбаясь, Казимир поставил перед своим отцом кружку с вином и повернулся, чтобы задернуть штору.
– И тебе добрый вечер, – заметил он, опускаясь в кресло и приподнимая в сторону отца свою кружку.
– Какое тут подают мекульбрау, мастер Люкас?
Не ответив на его вопрос, бард негромко прогудел:
– Я навестил сегодня твоего жреца. Казимир отпил глоток вина и сверкнул глазами:
– Ну и как тебе понравилось дело моих рук, отец?
– Я думаю, что он еще жив, – заметил Люкас. – Если ты это имеешь в виду.
Он положил розу на стол перед собой и принялся рассматривать на пальце капельку крови.
– Все еще жив, но разбит вдребезги, как пустой кубок из-под вина, – похвастался Казимир, выразительно глядя на нетронутый бокал перед Люкасом. – Он жив и способен чувствовать боль. Я многому научился у твоего фон Даакнау.
Люкас размазал капельку крови между большим и указательным пальцами.
– Ты не понимаешь, Казимир. Какие бы мучения он ни испытывал, это не является достаточным, чтобы…
Казимир решительно поставил на стол кружку с мекульбрау и сказал жестким голосом:
– Мне казалось, что мое искусство доставит тебе немного удовольствия. Я позвал тебя сюда затем, чтобы выпить за наше будущее… и затем, чтобы ты своими глазами видел, как я буду убивать жреца.
Он снова взялся за кружку и приподнял его жестом произносящего тост.
Люкас неохотно взялся за свое вино:
– Мы выпьем, потом прикончим жреца и отправимся на охоту? Казимир злобно ухмыльнулся:
– За наше чудовищное будущее, за отца и сына! Выпьем до дна, как выпьем мы и вино нашей жизни в ипостаси чудовищ!
Люкас улыбнулся. Поднимая свою кружку, он чокнулся с сыном и поднес вино к губам. Оба выпили единым духом, запрокинув головы, и со стуком опустили пустые кружки на поверхность стола. Казимир вытер губы рукой и громко рыгнул.
Люкас от души рассмеялся.
Не прошло и минуты, как Казимир вскочил на ноги и раздвинул занавеску, прикрывающую вход в нишу. В кабинет хлынул яркий свет масляных ламп из таверны, и Люкас, слегка побледнев от неожиданности и щурясь от яркого света, чуть привстал. Казимир схватил его за руку, словно почтительный внук, помогающий подняться своему престарелому деду.
– Идем, отец, – проговорил он театральным шепотом, достаточно громким, чтобы его услышали ближайшие посетители. – Зачем нам ждать? Пойдем сейчас же наверх, добьем нашего святошу!
Женщина средних лет с бочкообразным телом испуганно покосилась на странную пару. Казимир смерил ее мутным взглядом и похлопал по спине. Повернувшись к отцу, юноша приложил палец к губам.
– Пожалуй, я говорил слишком громко!
Затем он тяжело облокотился на плечо барда, дыша ему прямо в лицо запахом выпитого мекульбрау.
Люкас с виноватым видом посмотрел на женщину.
– Простите великодушно, – пробормотал он, обнимая Казимира за плечи. – Юношеский пыл, ничего больше…
С этими словами он поволок Казимира к дверям. Ноги юноши слегка заплетались.
– Что, мекульбрау ударило в голову? Казимир громко расхохотался, потом зловещим голосом прошептал:
– Я должен убить его, оставаясь человеком, или мне надо преобразиться?
Зажав Казимиру ладонью рот, Люкас проталкивался сквозь толпу к дверям. Глаза его свирепо блестели, посылая предупреждения всем, кто мог бы его услышать. Как ни странно, он сам чувствовал себя на ногах не совсем уверенно. Возможно, и к Казимиру он был слишком строг.
