говорливый! — показал он пальцем на того, который отдувался за своих собутыльников. — Поможешь!
— Да как… — всплеснул руками бухарик.
— Чё, поспорим? — Фёдор передёрнул затвор «сайги».
Через полчаса продовольственные запасы пополнились массой консервов, колбасой, сыром, спиртным, сигаретами. Незадачливого синяка отпустили, наградив парой бутылок водки и палкой колбасы. Оглядываясь, мужик рванул в сторону гаражей, где его поджидала остальная троица, а наши трое быстро заскочив в грузовик, рванули обратно на базу.
— Ну чё, неплохо помародёрили, нет? — подмигнул Сромнову Геннадий. — отсидимся в ангаре до темноты, и ходу, хватит уже, дома заждались.
Фёдор кивнул. На базе уже, Федя набрал домой и, поговорив с мамой и Алькой, у него отлегло с души. Гена тоже дозвонился домой, а на Петровке никто не отвечал. Не дозвонились друзья и до своих парней, и, плюнув, решили больше никого не тревожить и не навязываться. По радио не передавали ничего нового, кроме того, что все уже слышали, гнали успокоиловку, призывы не паниковать, слушать радио и смотреть телик. Выступали в перерывах между новостями разные аналитики, говорили, что вероятно, кризис миновал, теперь под давлением мирового сообщества начнутся переговоры и всё устаканится.
— Хуй там. — сказал на это Федя. — Надо знать пиндосов. — Хуй они так это проглотят. Чё то будет.
— Дело говоришь. Не проглотят. Это только цветочки пока, ягодки…. - согласился с ним Гена, но его прервал ощутимый толчок, так что столик, за которым сидели мужики, подбросило.
— В яму все! — бросил Гена, и мужики, побросав всё, попрыгали в смотровую яму. Тряхнуло снова, и опять — раз десять, с толчками пришёл гул и раскаты взрывов.
— Пиздец! Я же говорил! Ну всё, хана нам теперь. Ложитесь — если атомные, щас волной накроет. — выкатив глаза, прошептал Гена.
— Это что-то другое… Десять толчков, если б атомные, уже всё было бы… — пробормотал, сглатывая слюну Иван.
Мужики просидели в яме ещё минут двадцать, но больше ничего не происходило.
— Пошли посмотрим? — спросил Федя. — Чё там?
— Пошли, чё уж. — ответил Геннадий.
Они выбрались из ямы и открыли дверь ангара. На улице всё было по-прежнему, но свет в ангаре больше не горел. Иван подошёл сзади, с биноклем, захваченным им из дома.
— На крышу коптёрки лезь, посмотри по сторонам. — предложил Фёдор. Он подсадил Ивана, и тот забрался на крышу.
— У, ёпты! — послышалось оттуда. — Над центром облако висит, со стороны МИДа… бля, да вокруг всё в дыму!
— Чё это было? — повернулся к Гене Срамнов.
— Крылатыми уебали по Кремлю, Генштабу… думаю. Федь, надо уёбывать, срочно. — сказал Гена. — Слезай, Вань, всё.
По машинам попрыгали так, как будто за ними гнались. Гена сел с Федей в автобус, и оба автомобиля резко рванули с места. Быстро долетели до круга на Минской, и оттуда увидели, что по Кутузовке прут в сторону центра грузовики и броня. На улицах было пусто, но там и здесь, по-одному, по-двое перебегали люди, а в воздухе уже витал незнакомый, едкий запах, смешивающийся с запахом гари. И появилась дымка. По Кастанаевской пролетели без задержек, пересекли Рублёвку, и через десять минут миновали, через тот же пустой пост, МКАД. Фёдор глянул в окно — над Москвой, сгущаясь, висело пылевое облако… У Фёдора и Гены телефоны зазвонили одновременно.
…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………… …
— Феденька! Федя! Где ты, сынок?? У нас на Кубинку сбросили атомную бомбу! Там такое облако!
— Мама, всё хорошо, мы уже выезжаем. Успокойся, это не атомные бомбы, это ракеты, крылатые. Возьмите воду, еду и тёплые вещи. Скажи Альке, чтоб генератор завела, она знает. Сидите в подвале, закройтесь. Мы едем с Ванькой к вам. По Москве тоже ударили, там всё, привет.
— Твою мать!!!
— Что, что такое!
— Да какой-то хрен прямо под колёса прыгнул…. Мужик ты чё, охуел?! Мужик!!! Ебать, Гена, чё это такое! Мам, всё перезвоню!
— Что, Феденька, алё? Федя!
— Ген, блядь, он чё ёбнутый???
— Мам, перезвоню….
— Мужик, те чё…. Бля, он без руки!!! Федь, газу, с ним чё та не то!
— Гена, смотри ещё такие же!
— Федь… это ведь мертвецы, бля…. МЕРТВЕЦЫ!!!!
…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………… …
Неллю Циккель убили ещё с утра, когда та в панике прилетела с утра к себе домой из своей галереи в Москве. Гопы забрались через забор, огораживающий территорию семьи Циккелей, на волне нарастающей паники и беспорядков вокруг, разбили окно в подвал (сколько раз Нелля говорила Ефиму, своему мужу — собаки нет, на сигнализации съэкономил — так хоть решётки на окна поставь!), залезли, и, пока обносили всё в доме, действуя тщательно и грубо — вываливая всё циккелевское хозяйство и добро на пол, не церемонясь — как раз приехала Нелля. Не будучи от природы наблюдательной женщиной, а может просто потому, что привычки к сладкой и спокойной жизни ещё не сменились всепоглощающей подозрительностью, свойственной людям, живущим в неспокойное время, она припарковала свой шикарный «мерседес», украшенный кристаллами от Сваровски по всему, блин, немаленькому кузову, прямо у крыльца, и, схватив с пассажирского сиденья свою сумочку от «Лу Виттон», забежала на крыльцо. Там, покопавшись, нашла таки ключи. Причитая, Нелля открыла дверь и войдя, получила хлёсткий удар в голову клюшкой от гольфа, своего, кстати, мужа — Ефима. Вот такая вот гримаса судьбы, таки да.
— Ты чё творишь, земеля?! — в сердцах ударил в плечо подельника приземистый гоп, одетый в адиковский чёрный спорткостюм. — Ты еблан что ли, Гудвин?!
Гоп в спорткостюме вырвал окровавленную гольф-клюшку из рук убийцы Нелли, тощего парня в круглых очках с зелёными стёклами, за которые тот, видимо, и получил такое погоняло. Нагнувшись над редко дёргающейся в предсмертных конвульсиях Неллей, он клюшкой задрал её миниюбку до пояса, обнажив элегантные чулки и кружевные трусики женщины.
— Видел? Ты, Гудвин, в натуре, еблан! Такую тёлку убрал не за хуй! Чё тя пропёрло ей башку крошить? Щас позабавились бы с ней по серьёзному, пока там, на улице, вся эта ботва творится! — изучая прелести умирающей Нелли, с акцентом, свойственным жителям удалённых от столицы городков, сказал гоп.
— А чё те мешает её сейчас отодрать, Горбан? Я чё, знал кто в дверь ломится? — оправдывался, уже начавший жалеть о содеянном, в отношении к неудавшемуся потенциальному изнасилованию, Гудвин.
— Бля, вот после таких слов ваще базарить с тобой не хочу. — проведя пятернёй по уже остывающей промежности женщины, Горбан поднялся и пошёл к двери. — Бери чемодан с дерьмом, чё стоишь то? Вон, в сумочке ещё прошарь — чё у неё там. Сладкая тёлочка, упакованная… Ключи и доки от машины нарой, чё — копыта топтать-то. Мудак, бля.
Грабители и убийцы, перешагнув через тело Нелли Циккель, вытащили из дома чемодан, набитый ценностями, как они считали, деньгами, украшениями Нелли и всякой, нелепой по сути уже, ерундой, погрузили его в багажник «мерседеса», и, развернувшись, с заездом на газон, уехали навстречу своей судьбы, а та, наверняка, оглядываясь на изменения в мире, произошедшие чуть позже, наказала подонков ставшей уже стандартной карой — псевдожизнью. По крайней мере — хотелось бы быть в этом уверенным…
