– Идемте в комнату, – не дожидаясь ответа, лекарь вышел.
Женщина и подросток послушно последовали за ним. Не успела фрау Анна открыть рот, как не терпящим возражения тоном Джордан приказал ей сесть на табурет. Она подчинилась, а Урс понял, что опять случилась какая-то гадость.
– 'Дорогая, глубокоуважаемая вдова Граф Анна Генриетта, – невыразительной скороговоркой начал лекарь, – спешу поставить в известность, что согласно заключенному меж нами контракту (параграф номер семь, подпункт 'С') 'О предоставлению юридических услуг для защиты Цимма Ганса, арестованного по подозрению в убийстве мастера мевельской Гильдии Золотых дел Графа Петера…' – я вынужден в одностороннем порядке расторгнуть наш договор, – Джордан замолчал, чтобы перевести дыхание и продолжил:
– 'Основанием для расторжения вышеупомянутого документа послужило то, что арестованный Цимм, будучи подвергнут сего дня допросу, признал себя полностью виновным в умышленном убийстве вашего супруга. Следовательно, я не смогу добиться для вас желаемого результата. Причиной страшного злодеяния стало дьявольское наущение и корысть, проявившаяся в желании завладеть ста гульденами гонорара, имевшимися у мастера Петера…'
Фрау Анна захрипела и схватилась за грудь. Прервавшись, алхимик непонимающе посмотрел на нее, затем бросил Урсу короткое:
– Мои лекарства!
Паренек выбежал в коридор. Отыскивая сундучок, с которым всегда ходил мастер, он слышал, как чертыхается Джордан. Потом вскрикнула мать.
Когда Урс вернулся, то увидел, что матушка лежит на полу. Рядом, опустившись на колени, Джордан разрывал на груди потерявшей сознание женщины платье. Оглянувшись на подростка, он выхватил у него сундучок:
– Дай сюда!
Обтянутая синим бархатом крышка откинулась. Падавший из окна свет радужно заиграл на гранях бутылочек цветного стекла. Блеснули золотом и серебром крышечки. Звякнул отполированный стальной инструмент: всевозможные лопаточки, пилки, крючочки и ложки. Мастер выхватил из гнезда флакончик, откупорил и сунул под нос женщине. Застывший рядом Урс мгновенно почувствовал отвратительное аммиачное зловоние: нюхательная соль лекаря подняла бы и мертвого. Мгновение, другое, – закрытые веки фрау Анны даже не дрогнули. Ее лицо побагровело. Невнятно выругавшись, алхимик убрал флакон и схватил кожаный футляр, из которого извлек ножичек.
– Неси таз, – сказал он, вспарывая правый рукав женского платья.
– Какой? – растерявшийся Урс смотрел, как черное полотно с треском распадается, обнажая полную, молочно белую руку матери.
– Любой! – рявкнул лекарь. – Быстро!
Подросток метнулся в кухню, но замешкался там, пытаясь сообразить, что происходит.
Накатывавший волнами страх за мать лишил Урса всякой способности к соображению. Наконец схватив с полки бронзовый таз, он вернулся в комнату.
– В-вот, – губы паренька дрожали, когда он протянул его Джордану. – Такой?
Лекарь приказал ему положить посудину на пол.
– Стань на колени и приподыми ей голову, – сказал он, затягивая повыше локтя фрау Анны кожаный ремешок. – Шевелись!
Урс опустился на пол. Осторожно устроил голову и плечи матери у себя на коленях. Ее лицо было по-прежнему багровым, веки закрыты, из рта вырывалось хриплое дыхание. На сгибе обнаженной, перетянутой ремнем руки набухли синие змейки жил. Подсунув под локоть тазик, лекарь поднес к одной из вен ланцет. Провел по коже, делая надрез. Потекла темная струйка крови. Паренек судорожно сглотнул.
Быстро глянув на него, Джордан приказал отвернуться. Урс с трудом отвел глаза от черной лужицы, расползающейся по дну тазика. Принялся смотреть на стену, потолочные балки, стол, лежащее на нем письмо.
Когда ушел лекарь уже начало темнеть. Все еще растерянный Урс вышел во двор, проводить. После обильного кровопускания мать, слава Богу, пришла в себя. Слабым голосом ответила на вопросы Джордана, которые тот задал, чтобы проверить речь, память и разум. Она все помнила, отвечала внятно, и лицо не утратило подвижность, что часто случалось с людьми, перенесшими удар. Свое тело Граф чувствовала и попыталась встать, но алхимик удержал. Вдвоем с Урсом они перенесли возмущенную фрау Анну в спальню. Устроили на постели.
– Все будет хорошо, – бормотал лекарь. – Вы просто потеряли сознания от внезапного прилива крови. Сейчас вы уснете…
Он накапал какое-то снадобье в кружку с водой, дал больной выпить. Не прошло и четверти часа, как женщина заснула. Лицо фрау Анны стало бледно-серым, глаза ввалились.
– Ей сейчас ни в коем случае нельзя волноваться, – прошептал Джордан подростку. – Я буду навещать вас дважды в день… О деньгах не беспокойся, – отмахнулся он, когда паренек заикнулся, что им нечем платить за визиты. – Потом сочтемся. Кстати, в письме этого мошенника адвоката есть приписка, что он вернет часть задатка. Тебе нужно будет придти в контору… Черт бы его побрал. Нельзя мне было читать эту писульку. Но кто же знал?
Урс промолчал, но мысленно согласился. Он злился на лекаря, который поступил попросту глупо. Если бы он как-то…
– Все равно пришлось бы сказать, – словно угадав его мысли, заметил Джордан. – Еще хорошо, что все случилось при мне. Не пусти я сразу кровь, Анна могла бы умереть. Или паралич, – лекарь вздохнул.
Они вышли в гостиную. Урс взял со стола письмо, прочитал. Даже ему, не искушенному в крючкотворстве, было ясно, что Боше просто не захотел портить отношения с судьей. Неожиданное признание Ганса в убийстве говорило, что, скорее всего, брата во время допроса пытали. Подросток ощутил, как в нем закипает гнев на Шонхельма, прево, адвоката…
– Скрыть от твоей матери отказ Боше, – Джордан одевался, – ну, никак бы не получилось. Сейчас, главное, не давать ей волноваться и двигаться. Первую неделю, может, и дольше Анна будет пить мой 'пасификаторум'. Чтобы спать все время. Так что дом будет на тебе, Урс. Впрочем, один ты не справишься. Нужна помощница.
Паренек молчал, скатывая письмо в трубочку и снова разворачивая. Потом принялся обламывать кусочки сургучной печати юриста. На ней была изображена фигурка святого Иво, поддерживающего под руки нищего калеку. Над головой защитника бедняков и бесправных порхал ангел. Пальцы Урса безжалостно отломили крылатому существу голову.
Перед тем, как выйти на улицу, Джордан пообещал вернуться ближе к полуночи.
– Насчет помощницы для твоей матери – я поспрашиваю у клиенток, – сказал он. – Может, кого и присоветуют. И с Фогертом, когда он вернется в город, обязательно переговорю. Выясню про Ганса.
Лекарь ушел. Закрыв калитку, Урс, не чувствуя холода, застыл на месте. Болезнь матери оглушила паренька, притупив все чувства. Словно ударило его, а не ее. И тогда в доме, и сейчас казалось, что все происходит не с ним. Или как будто он смотрит на себя со стороны. Удивительно, но страха больше не было. Ни за мать, ни за себя, только… как-то странно. 'Странно' – вот слово, лучше всего подходившее для описания его ощущений.
И еще он понимал, что нужно молиться. Просить Господа, чтобы смилостивился, простил им грехи и послал облегчение. Остановил страшный камнепад наказаний, обрушенный на семью, разжал свою карающую десницу, дал передохнуть. Но молиться у мальчика просто не было сил. И желания.
Окончательно замерзнув, Урс нехотя вернулся в дом. Сразу стало не по себе от царившей в комнатах тишины. Поспешно заглянув к матери, паренек увидел, что она спит. Слышалось тихое ровное дыхание.
Урс подошел поближе. Матушка лежала на спине, так же, как они положили ее. Одетой. Правый рукав траурного платья был распорот, а на место, где лекарь надрезал жилу, Джордан наложил повязку.
