– Я к Звездному тракту иду, – пряча купленный хлеб в узел, объяснил паренек. – Хочу в Ангервальд попасть. Оттуда, может, в саму столицу махну. В Вигенбург. Там, говорят, для всякого дело сыщется.
– Ну-ну, – усмехнулся в бороду дед. – Бог в помощь, сынок. Ты, смотри, ежли в лесу баронских егерей увидишь – прячься от греха подальше. Они у нас злые, так и ищут, с кого денег стрясти.
– С меня не стрясут, – пожал плечами Урс и, не моргнув глазом, соврал:
– Нет у меня ни гроша. Последнее вам за хлебушек отдал.
Попрощавшись, он пошел дальше. В деревню заходить не стал – обогнул по лесу. Вечером устроился на ночлег в глубоком овраге. Проснувшись с рассветом, продолжил свой путь и вот теперь поднялся на холм. Отсюда открывался вид на построенный мюншильдскими торговцами мост. Место выбрали не случайно: здесь Воровка сильно сужалась. Будь сейчас лето – можно было бы попытаться в темноте переплыть реку. Мысль об этом уже приходила Урсу в голову, но стоило окунуть пальцы в воду, как становилось ясно, что до противоположного берега ему не добраться. Холод быстро сведет тело пловца судорогой и отправит на дно.
– Брр! – при мысли о такой гибели ученика ювелира передернуло.
Утонуть после того, как избежал стольких опасностей – верх глупости. Но оставаться беглецом в Уррене больше невозможно. Пока его спасала нерасторопность властей и то, что, удрав из-под Вигенбурга, он вторую неделю старательно обходил человеческое жилье. До вчерашнего дня только трижды рискнул зайти в попавшиеся на пути села, купить еды. Да без толку обшарил в поисках съестного встретившуюся на поляне хижину углежогов, пока хозяев не было. Крестьяне на него, как и на всякого бродягу, смотрели с подозрением, но схватить не пытались.
Чтобы свести риск встречи с людьми к минимуму, Урс не только забирался поглубже в лес, но и шел теперь исключительно по ночам. Держа наготове украденный у углежогов топор, он брел в темноте. Всякий раз, когда вдалеке вспыхивали желтым огнем волчьи глаза или меж деревьев мелькали силуэты хищников, паренек застывал на месте, готовый драться за жизнь до конца. Но Господь миловал беглеца: ни разу волки не попытались напасть на одинокого путника.
К утру Урс окончательно выдыхался и, подыскав для ночлега подходящее место, устраивался спать. Погода стояла холодная, часто шел дождь – парень просыпался окоченевшим и промокшим, несмотря на теплый плащ. Пожевав хлеба, запив его согретой в котелке водой, он тут же возобновлял свой путь, стараясь идти как можно быстрее, чтобы размять задубевшее во время сна тело.
В голове и на сердце было пусто. Путешествие по ночному лесу отнимало все силы: о прошлом Урс уже не думал. Мевель, родной дом, отец, мать, арест – это казалось таким далеким, будто лет десять прошло. Напряжение и усталость убили в нем все чувства, осталось только желание поскорее выбраться из Уррена. Добраться к границе с имперскими землями и, перейдя ее, окончательно затеряться там, где никто о нем не знает. К счастью, двигаясь параллельно Звездному тракту, стараясь идти так, чтобы солнце всегда вставало по левую руку, он умудрился не сбиться с нужного направления. В конце концов Урс все-таки добрался к цели, но теперь дорогу ему преградила Воровка.
В детстве ученик ювелира не раз изучал имевшиеся в батюшкиной библиотеке карты княжества и всей Империи. Поэтому вставшая на пути река не была для него неожиданностью. Урс знал, что если идти вдоль ее берегов на запад – вернешься к Звездному тракту. К пограничному Глехту: маленькому селению, где располагалась княжеская таможня. Напротив нее с имперской стороны стоял большой город Кройцштадт. Возле него, образуя перекресток, сходились шедшие с востока и запада вдоль урренских земель дороги из баронства фон Типпа и архиепископства Берхингемского.
Поверни сейчас Урс на восток, он за несколько ночей мог оказаться у границы с владениями духовного правителя. Но места там были густо населенные, путник сразу привлек бы к себе пристальное внимание. Кроме того в Берхингеме царили, мягко говоря, жесткие порядки и бродяжничество было вне закона. Удачно перейдя границу архиепископства, Урс очень быстро попал бы в лапы к стражникам. И даже если удалось бы скрыть настоящее имя, ученика ювелира ждала работа на печально знаменитых соляных копях Берхингема. Поэтому альтернативы бегству в имперские земли у паренька не было. Оставалось только найти способ перебраться через Воровку.
Самым простым было подойти к небольшому дому у соединившего крутые берега моста и заплатить пошлину. Рискуя вызвать интерес к своей персоне у слишком подозрительного чиновника. Впрочем, на этот случай за пазухой лежала бумага, скрепленная печатями магистрата городка Вюнцер и тамошнего Цеха медников. В ней сообщалось, что выдана она некоему 'Ульриху Вахшеру, шестнадцати лет от роду. Подмастерью-меднику, примерного поведения, направляющемуся к родичам в имперскую столицу Годштадт'. Текст Урс сочинил и записал собственноручно, стараясь подражать манере профессиональных каллиграфов. Получилось не очень, но оттиснутые в сургуче печати, которые он вырезал заточенным под штихель гвоздем на оловянных плашках, выглядели солидно. Да и находился Вюнцер на границе с Туршем, в сотнях лиг отсюда. Ученик ювелира не без основания полагал, что вряд ли кто-то в здешних краях слышал о его существовании. Он сам узнал о нем когда-то из 'Урренского Гербовника' – сборника всех дворянских, городских, и цеховых гербов княжества.
Уплатив положенный сбор, ему осталось бы пройти по мосту и ступить на землю, где законы Уррена теряли силу. Но и на другой стороне имелся бревенчатый сруб – императорская таможня. Там с него тоже захотят получить мзду. А с деньгами у Урса было совсем плохо: живя впроголодь, он с трудом уберег в тощем кошельке последние пол-гульдена. Если верить старику крестьянину, их не хватит и на то, чтобы расплатиться с людьми барона Коберга. Что уж говорить об императорских сборщиках. Но попробовать стоило.
Охранявшие мост стражники в одинаковых серых плащах с наброшенными на головы капюшонами могли сойти за братьев. Все трое – невысокие, широкие в плечах, с невыразительными плоскими лицами, окаймленными бородками. На приветствие и поклон подошедшего Урса не ответили, только скользнули по бродяге равнодушными взглядами. Паренек снова поклонился и вежливо спросил, сколько стоит пройти через мост?
– В контору – там тебе все скажут, – один из 'братьев' покосился на дом, где располагалась таможня. – Пошлину заплатишь, получишь бирку и валяй себе… – он громко зевнул.
Ученик ювелира посмотрел на крыльцо, у которого ждали разрешение войти несколько крестьян, чьи груженые подводы стояли на дороге. У всех кислые физиономии, похоже, попасть внутрь было делом не из простых. Подъехали они добрый час назад: Урс заметил их еще будучи на холме, с которого изучал мост. И, пока он шел, никто на другую сторону так и не переехал. Проходя мимо крестьян он слышал, как один шепотом жаловался соседу, что какой-то Михель '… совсем совесть потерял. Нарочно людей у моста задерживает, чтобы и себе в кошель урвать'.
– Господин сержант, – паренек приблизился к стражнику и, понизив голос, предложил:
– Вашмилсть, может, не стоит господина чиновника по пустякам отвлекать? К нему и так людишек полно…
Со значением глядя в поросячьи глазки служивого, Урс замолчал. Тот моргнул и уставился на зажатый в пальцах паренька шестигрошевик. Его сослуживцы заинтересованно подались вперед, но, увидев монету, разом замотали головами.
– Нам и на пиво не хватит, – фыркнул тот, что стоял слева.
– Ежли б кажному по шестаку, – второй подмигнул, – можно и пропустить.
Стражник, которому Урс, надеясь польстить, присвоил звание 'сержанта', грозно нахмурился. Оглянулся на товарища:
– А про Михеля ты забыл? Он своего не простит.
Паренек молча добавил к первой монете вторую – троячок. Больше дать он не мог: оставшееся нужно было приберечь для имперских таможенников. 'Сержант' отрицательно мотнул головой:
– Проваливай. Проход по мосту стоит гульден.
Тяжело вздохнув, ученик ювелира просительно заглянул в лицо стражника, но тот проворчал 'Топай отсюда, нищеброд' и отвернулся. Его товарищ, упомянувший о пиве, шагнул к Урсу и толкнул в плечо:
– Чего ждешь? Убирайся, а то…
Договорить он не успел. С противоположной стороны реки раздался пронзительный сигнал боевого рога, лошадиное ржание и нарастающий топот множества копыт.
