Все нулёвые — муха не сидела! А стены обклеены „Квинами“, „Хипами“, „Пеплами“[3]… Все, блин, с автографами…»
Действительно. Пока Арсений («Арсением его звали — не баран чихнул!») подбирал по списку Антошин заказ, Михаил разглядывал постеры 70-х… Новье — будто только из лабаза.
— Левак? — поинтересовался он, не отрываясь от созерцания.
— Обижаешь! Любая экспертиза подтвердит, что краски с подобным составом уже не производят. Да и чернила тоже.
«Ишь, товар свой нахваливает, барыга!»
— Туда, что ль, смотался?
С чувством юмора у хозяина, видать, было слабовато: покраснел, потом побледнел, наконец родил:
— Скажешь тоже…
«Скромник хренов!»
— Кто ж тебя знает? — не унимался Копылов. — Может, у тебя машина времени имеется. Нажал кнопочку, перенесся за бугор лет на сорок назад, накупил всего этого барахла — и назад. В будущее!
— Ну, ты даешь!
— А че? Дело-то житейское!
— Сам, что ли, пробовал?
«Так я вам все и рассказал…»
Лощеная морда этого Арсения не понравилась Михаилу с самого начала; единственное, что еще как- то примиряло, — «Корвет»[4], вертушка, которой Михаил не видел уже лет пятнадцать… Кстати, давненько не слушал он настоящего, не запиленного винила, да на хорошей аппаратуре! Нет, к звучанию компактов Копылов уже привык, но сейчас вдруг захотелось.
— Ну, положим, пробовал, дальше что?
Разумеется, хозяин заржал — неестественно и принужденно.
— Может, слуханем? — кивнув в сторону «Корвета», взял инициативу в свои руки гость.
Арсений не имел ничего против…
— Ты чего?
— Да вспомнил тут… — Михаил прикидывал, стоит ли рассказывать. — В общем, договорился я как-то с одним деятелем насчет винила и заболел. Мне тогда лет пятнадцать было, что ли?.. То есть совсем: температура и всякое такое. Пришлось ехать матушке.
— Твоей? — уточнил Арсений.
— Ну да. Ты слушай, слушай. Приезжает она туда вместо меня, а этот крендель с корешем своим сидел — бухали, что ли?.. Ну, поставили послушать, а матушка и говорит: «А колесо-то с песочком!» Кореш аж чем-то подавился!
— Еще бы!
— Им лет по тридцать с хвостиком, все из себя крутые, а тут приходит тетя под полтос…
— А что за крендель? — отсмеявшись, поинтересовался Арсений.
— Имя не помню, на Фонтанке жил.
— У БДТ?
— Вроде того.
— У него еще собака была — овчарка восточноевропейская?
— Точно!
— Бородатый такой, немного флегматичный?
— Ну да…
— Сашей его звали! Ценник еще ломовой лупил.
Михаил прищурился:
— Да мы с вами, батенька, похоже, из одной миски хлебали!
— Может, по рюмашке?..
— …был у Саши этого альбом флойдовский, «Atom Heart Mother»[5] .
— С коровой на обложке, — кивнул Михаил.
— Угу. Ты же помнишь: корова и больше ничего? Так какой-то придурок ручкой — синей, шариковой! — подписал название! Еще и обвел! Нет, надо додуматься!
Полный абзац! Тогда, тридцать лет назад, все привозилось из-за границы, продавалось втридорога. А тут диск, фирменный — и вдруг ручкой…
— Ваше здоровье! — и Михаил опрокинул очередную «рюмашку», благо подливал Арсений аккуратно. — У меня тоже был случай. Славик, корефан мой, взял колесо послушать. Чувак он щепетильный, а тут возвращает — ничего не понимаю: видуха не та!
— Блестит?
— Блестит, — согласился Копылов. — Оказывается, он к бабе своей слушать поперся. А у нее не вертуха — станок фрезерный!
— Со звукоснимателем на полкило!
Ну, как же, как же! У хорошего проигрывателя звукосниматель легкий, но настроить нужно так, чтобы и не прыгал и не царапал поверхность диска, для чего и имелся противовес. Почему Копылов сразу и запал на «Корвет»! Потом еще важна была масса, из которой изготавливалась пластинка. Испанские или португальские, к примеру, «запиливались» с третьего раза. Лучшими были немецкие. Диски из разных стран по-разному звучали. Разные добавки, секреты фирм…
Наверняка о чем-то подобном думал и Арсений, но Михаил ошибся.
— Ты спрашивал, откуда постеры… Помнишь концерт «АББЫ»[6] в Сиднее?
— Где пошел дождь?
— Пошел дождь, — повторил Арсений. Вид у него стал какой-то малахольный. — У тебя такое бывало: смотришь концерт и вдруг кажется, что ты не здесь, а там?
— Ну.
— Так вот. Сидел я здесь, в этом самом кресле, и вдруг чувствую… чувствую, что и я под дождем.
— Соседи сверху?
— Ага, соседи! Я от страха в подлокотники вцепился… Выключил дивидюшник, а у меня волосы мокрые, футболка…
— Брюки, — подсказал Михаил.
— И брюки…
Подначивал Копылов исключительно по привычке — в силу, так сказать, природной вредности характера, но Арсений вдруг залупился:
— Не веришь! А хочешь…
— Не, в Сидней не хочу, — продолжал веселиться Копылов, — может, сразу в «Будокан»[7] махнем?
— В Японию? На «Хипов»?
— Ну да. А чего мелочиться?
Ляпнул абы что! А у Арсения этого, видите ли, уже все было схвачено, все по-взрослому: перед тем, как отправляться в прошлое, он записывался на видеокамеру, а когда собирался возвращаться, просто заходил, к примеру, в сортир (чтобы никто не видел), включал запись…
— Я и сам до конца не понимаю, как это все происходит: слушаешь, представляешь…
— …и уже там! — теперь уже откровенно заржал Копылов.
Он и не заметил, как набрался: то ли мало закусывал, то ли обстановка располагала? В сомнительно обоснованную — с точки зрения науки — базу происходящего Михаил особенно не вникал: что-то там такое про настрой на определенный резонанс…
— Посмотрим, — он махнул рукой: настрой там или не настрой, главное — настроение было вполне
