Тьма, — и больше ничего

— Нет-нет, не стоит. Не советую.

Норвил остановилась, но Тесс не рассчитывала, что это надолго. Библиотекарша лишь готовилась рвануть туда или сюда. А поскольку она должна была понимать, что стоит ей устремиться прочь, Тесс последует за ней, то готовилась она, видимо, к бою.

Семейство фон Трапп вновь запело с телевизионного экрана. Учитывая положение, в котором оказалась Тесс — в которое она сама себя поставила, — подобный саундтрек походил на издевательство. Наставив «лимоновыжималку» на Норвил правой рукой, Тесс левой рукой взяла телевизионный пульт и приглушила звук. Уже собираясь положить пульт на место, она застыла. На телевизоре стояли две вещи, и в первую очередь она отметила фотографию Рамоны с подружкой, конфетница же не удостоилась особого внимания.

Теперь Тесс увидела, что искрение исходило вовсе не от граненых краешков стеклянной вазочки, как ей поначалу показалось. Искрилось нечто лежавшее в ней. В вазочке были серьги Тесс. Ее бриллиантовые серьги!

Норвил схватила с полочки домик Ганса и Гретель и запустила им в Тесс. Бросок был мощный. Тесс увернулась, и домик, пролетевший в дюйме от ее головы, вдребезги разбился о стену. Отшатнувшись назад, она споткнулась о пуфик и упала. Пистолет вылетел из руки.

Обе женщины бросились к нему. Падая на колени, Норвил, подавшись вперед плечом, точно футболист, пытающийся отобрать мяч у соперника, протаранила Тесс. Ей удалось схватить пистолет — поначалу она чуть его не выронила — и удержать. Тесс сунула руку в куртку и сжала рукоять взятого про запас разделочного ножа, понимая, что промедление может оказаться роковым. На стороне Норвил была мощь… и материнские чувства. Да-да, именно так. Долгие годы она оберегала своего дебильного сынишку и была намерена защитить его и на этот раз. Тесс следовало прикончить ее в прихожей, как только закрылась входная дверь.

Но я же тогда не могла, думала она, и даже в этот момент осознание правды принесло некое умиротворение. Она поднялась на колени лицом к Рамоне, рука все еще была в кармане куртки.

— Писательница ты хреновая и выступала хреново, — сказала Норвил. Она говорила с улыбкой, все быстрее и быстрее. Ее голос отличался некой гнусавой аукционной мелодикой. — Когда выступала, ты так же фальшивила, как и в своих дурацких книжонках. Ты оказалась для него тем, что требовалось, тем более что ему уже был кто-то нужен — я видела признаки. Я специально отправила тебя этой дорогой, и все получилось, и я рада, что он тебя трахнул. Уж не знаю, что ты там себе возомнила, отправляясь сюда, но получишь ты то, что заслужила.

Она нажала на спусковой крючок, однако последовал лишь сухой щелчок. Тесс не зря ходила на занятия, когда решила купить оружие, и усвоила правило никогда не вставлять пулю в первую камеру, на случай случайного выстрела.

Удивление на физиономии Рамоны выглядело почти комично. Она словно помолодела. Какие-то секунды она смотрела на пистолет, и этого времени Тесс хватило, чтобы вытащить нож из внутреннего кармана куртки, рвануться вперед и вонзить его по самую рукоять Норвил в живот.

Рамона издала безжизненное «ООО-УУУУ» — она хотела закричать, но не получилось. Пистолет Тесс выпал, а Рамона попятилась и припала к стене, глядя на рукоятку ножа. Взмах руки пришелся по «хуммелевским» статуэткам, и они посыпались с полки на пол. Она вновь издала такой же звук — «ООО-УУУУ». На халате все еще не было видно пятен, но кровь закапала из-под него на мужские башмаки Рамоны Норвил. Она схватилась руками за нож в попытке вытащить его и вновь — уже в третий раз — издала жуткий звук.

Рамона удивленно посмотрела на Тесс. Та встретилась с ней взглядом. И тут Тесс неожиданно вспомнила — это случилось в день рождения, когда ей исполнилось десять лет, — как отец дал ей рогатку и она отправилась смотреть, во что бы пострелять. В пяти-шести кварталах от дома ей попался ободранный, рывшийся в помойке бродячий пес. Она выстрелила из рогатки в пса мелким камешком, желая лишь напугать его (или по крайней мере так она себя убеждала), но камень угодил тому прямо в зад. Жалобно затявкав, пес побежал прочь, но прежде посмотрел на Тесс с немым укором, запомнившимся ей навсегда. Она бы отдала что угодно, лишь бы этого выстрела из рогатки тогда не было, и с тех пор по живым мишеням не стреляла.

Тесс понимала, что убийства, по сути, — часть жизни, но без малейшего сожаления прихлопывая комаров, расставляя мышеловки у себя в подвале и добросовестно поглощая «маковские» гамбургеры, она свято верила, что больше не сможет причинить боль ни одному существу, не испытав при этом угрызений совести и раскаяния. Однако в гостиной дома на Лейсмейкер-лейн она не испытывала ни того ни другого. Возможно, оттого что она защищала свою жизнь. А может, по совсем другой причине.

— Рамона, — произнесла Тесс, — я сейчас ощущаю некое сходство с Ричардом Уидмарком. Вот как мы поступаем с нытиками, дорогуша.

Норвил стояла в луже собственной крови, и ее халат наконец стал расцветать кроваво-красными маками. Ее лицо побледнело, темные глаза округлились и заблестели от страха. Она медленно облизывала нижнюю губу.

— А теперь у тебя есть возможность вдоволь покататься по полу и подумать. Как тебе такая перспективка?

Норвил начала оседать. Ее башмаки с характерным звуком заскользили по крови. Пытаясь ухватиться за полку, она сорвала ее со стены. Команда умилительных мишек, соскользнув вниз, покончила с жизнью. Хотя Тесс по-прежнему не испытывала ни угрызений совести, ни раскаяния, она поняла, что в ней оказалось очень немного от Томми Удо: ей абсолютно не хотелось ни продлевать страдания Норвил, ни смотреть на них. Она наклонилась за своим тридцать восьмым калибром. Из правого кармана бездонных штанов вытащила то, что прихватила из кухонного ящика рядом с плитой — стеганую варежку-прихватку для духовки. Этой прихваткой можно было эффективно заглушить одиночный выстрел, учитывая не слишком большой калибр оружия. Тесс узнала об этом, когда работала над книгой «Клуб любительниц вязания „Уиллоу-Гроув“ отправляется в загадочный круиз».

— Ты не понимаешь… — Голос Норвил превратился в хриплый шепот. — Нельзя… Ты совершаешь ошибку. Отвези меня… в больницу.

— Ошибку совершила ты. — Тесс натягивала кухонную варежку на пистолет, который держала правой рукой. — Потому что не кастрировала своего сына, как только узнала, что он собой представляет. — Она приставила варежку к виску Рамоны Норвил, чуть повернула ей голову набок и нажала спусковой крючок. Раздался глухой отрывистый звук, словно прочистил горло внушительных размеров мужчина.

Все было кончено.

35

Адрес Эла Штрельке Тесс не «прогуглила», поскольку рассчитывала узнать его у Норвил. Однако, как она уже себе говорила, в таких делах все идет не по плану. Сейчас от нее прежде всего требовалось ясно мыслить, чтобы довести начатое до конца.

Кабинет Норвил располагался наверху, где, вероятно, должна была находиться вторая спальня. Там тоже оказались умилительные мишки и «хуммелевские» фигурки. На стенах висело с полдюжины фотографий в рамках, но на них не было ни сыновей, ни любимой подруги, ни покойного Роско Штрельке — лишь подписанные снимки авторов, выступавших перед «книголюбами». Комната напомнила Тесс фойе «Стэггер инн», увешанное фотографиями популярных групп.

А меня она не попросила подписать фотографию, вспомнила Тесс. Ну, разумеется — зачем ей память о такой дерьмовой писательнице как я? Мной нужно было заполнить брешь в программе. Не говоря уж об очередной порции мяса для своего сынка-троглодита. Как же им повезло, что я вовремя подвернулась!..

На столе у Норвил под рабочей столешницей, заваленной сплошь рекламной и библиотечной корреспонденцией, оказался настольный «Мак», очень похожий на компьютер Тесс. Экран был темный, но