Риме. Одновременно оно перехватывает у Москвы инициативу в определении двусторонней повестки дня, что будет вступать в острое противоречие с далеко не изжитым в России комплексом старшего брата.
Выбор Украины только намечен, но ни в коей мере не закреплен. Если президент Ющенко решится на болезненные реформы, он вполне может проиграть парламентские выборы 2006 года. Тем не менее практически невозможно представить себе, что европейская идея сдаст в Украине те позиции, которые она завоевала.
В июле 2004 года в Южной Италии я проинтервьюировал 12 полулегальных и нелегальных иммигрантов с Украины. Большинство из них было в возрасте 45–60 лет, из восточных регионов, русскоязычные, а одна женщина – вообще уроженка Подмосковья, оказавшаяся в Западной Украине после двух десятилетий военной службы. Все собирались вернуться в Украину, скопив средства на достойную жизнь. Интервью не может считаться репрезентативным, поскольку большинство этих людей так или иначе обменивались взглядами на ситуацию и выработали некую «среднюю» позицию. Тем не менее результаты бесед достойны внимания. Людей объединяло резкое неприятие действующей власти, чья политика «выгнала их из страны», поэтому поддержка ими «преемника» Кучмы исключалась. Большинство прямо не поддерживало и Ющенко, однако считало его в большей степени способным обуздать олигархию (борьба с олигархами была главной причиной популярности среди них Владимира Путина) и начать движение к лучшему (то есть «как в Европе») устройству государства.
Оранжевая революция в контексте жанра
президент Фонда «Политика» (Москва)
Итак, в Киеве произошла революция! Или не произошла? Может быть, там просто подвели итоги слишком бурной избирательной кампании или был организован государственный переворот?
Рассудит, как всегда, мудрая дама – история. Но уже сейчас вполне можно попытаться сопоставить обстоятельства прихода Виктора Ющенко к власти с классикой революционного жанра, с общепринятыми критериями революций. Впрочем, следует отдавать себе отчет, что на самом деле ничего общепринятого в этом вопросе нет, дефиниций революции не меньше, чем аналитиков.
Конечно, большое видится на некотором расстоянии. Большевики довольно долго – до конца Гражданской войны – называли взятие Зимнего дворца в октябре 1917 года переворотом. Лишь когда стало ясно, что власть у них не отберут, он стал Великой Октябрьской социалистической революцией. Таким образом, революция – это удавшийся на долгосрочную перспективу переворот, тогда как переворот – неудавшаяся революция (Джозеф Пристли).
А был ли мальчик?
Революция, по моему определению, – это успешное решение вопроса о власти в свою пользу оппозиционной политической силой за пределами существующего правового поля с подключением организованных масс населения, прежде всего в столице. Новая власть при этом считает себя получившей легитимность именно из рук восставшего народа, тогда как формально-юридические основы легитимизации играют уже вспомогательную роль (большевики более 70 лет опирались на легитимность революции, а не на решения II съезда Советов). В Украине это очень наглядно проявилось во время инаугурации Виктора Ющенко, когда на Майдане Незалежности революционные оранжевые цвета явно доминировали над государственными желто-голубыми. Очевидно, что в условиях революции внешне правовые решения принимаются под давлением организованных масс на улицах, а также событий, носящих неправовой характер. А проигравшая сторона не считает победившую легитимной.
Если следовать названным выше критериям, то события в Украине в определение «революция» вписываются.
Революционная ситуация
Почему происходят революции? Если верить одному из классиков жанра – Владимиру Ленину, то, помимо несоответствия между производительными силами и производственными отношениями (что неизмеримо и недоказуемо), ключевую роль играют вызревание революционной ситуации («верхи не могут, низы не хотят») и обострение выше обычного нужды и страданий трудящихся масс. По этому определению никакой революции в Украине не должно было быть. Верхи, на мой взгляд, при определенных обстоятельствах (об этом ниже) могли править еще очень долго. А положение низов улучшалось – Украина занимала второе место в мире по темпам экономического роста, и соответственно росло благосостояние. Что, революция произошла на ровном месте? Нет, просто Ленин, как и во многих других случаях, был неправ.
В истории не зафиксировано «низовых» революций. Еще Платону было известно, что низы не могут победить элиту, если элита не разделена. Неконсолидированность властной элиты, глубокий раскол в ней – обязательное условие любой революции. В Украине это условие было.
А в отношении революционизации низов современная политическая наука склонна следовать концепции не Ленина, а Алексиса де Токвиля. Радикальные настроения овладевают массами не тогда, когда им живется действительно плохо (в такие моменты решаются проблемы выживания), а когда в обществе существуют высокие ожидания улучшения своего положения, но они не реализуются. В этом смысле каждая революция – революция несбывшихся ожиданий. Разочарование в результатах первых лет существования Украины как независимого государства и в политике Леонида Кучмы было налицо.
Итак, революцию породили раскол элиты и завышенные ожидания людей. Но не только. Сами по себе революции не происходят, для них нужны «движущие силы».
Почему верхи не смогли?
Иногда российские политические нравы сравнивают с византийскими. Полагаю, для характеристики украинской политики это сравнение более применимо. Все альянсы временны, друзья и противники часто меняются местами, взгляды могут трансформироваться в противоположные в считанные часы, мастерство «разводки» доведено до степени искусства и т. д. На этом фоне российская политика выглядит уж слишком прямолинейной, «монголо-татарской», если хотите, а вовсе не византийской.
В Украине элита и власть похожи на амальгаму постоянно перемещающихся в пространстве политических сил, за каждой из которых стоят вполне реальные экономические и идеологические интересы. Причем каждая из этих сил, по большому счету, опасается усиления любой другой, даже временно дружественной. Система «сдержек и противовесов» не только между государственными институтами, но и между элитными группировками была безусловной реальностью в кучмовской Украине.
Виктор Янукович, ставший в силу ряда обстоятельств кандидатом от власти на президентских выборах 2004 года, воспринимался не как устраивающая всех (или хотя бы большинство элитных групп) консенсусная фигура, а скорее как представитель лишь одной – донецкой – финансово- промышленной группировки, которая пользовалась репутацией наиболее агрессивной и бескомпромиссной. Поэтому перспектива победы Януковича вызывала опасения даже внутри нее, внешне вполне лояльной к действовавшей власти. А Ющенко, сам плоть от плоти этой власти, в этом контексте рассматривался многими в качестве «меньшего их двух зол», а вовсе не «абсолютного зла». Движущими силами «оранжевой революции» на элитном уровне выступали аутсайдеры в бизнесе и те предприниматели, которые боялись увидеть себя в роли аутсайдеров при новой власти; национально ориентированная часть госаппарата, довольно неплохо представленная в том числе в спецслужбах и во внешнеполитическом ведомстве; элиты западных регионов; национально-либеральные интеллектуальные центры.
Партии власти в строгом смысле этого слова в Украине Кучмы не было вообще. Ее функции в Верховной раде выполняли фракции объединенных социал-демократов, партии регионов и разрозненные центристы из предвыборного блока «За единую Украину», часто не способные договориться о единой линии и не имевшие стойкого большинства. Президент подчеркнуто дистанцировался от партий. Оппозиция в лице «Нашей Украины» Виктора Ющенко, Блока Юлии Тимошенко, социалистов Александра Мороза и коммунистов Петра Симоненко часто задавала тон в дебатах и по целому ряду вопросов могла рассчитывать на большинство голосов. Именно аморфность и неконсолидированность проправительственных сил в политически очень влиятельной Верховной раде, спикер которой – Владимир Литвин – к тому же предпочел сыграть в собственную игру на стороне оппозиции, сделала возможной ситуацию, когда именно рада выступила одним из главных инструментов делегитимизации победы Виктора Януковича во втором туре выборов.
В принципе, даже с учетом всей сложности расстановки сил в элите и влияния внешних факторов, правящая группировка могла удержать власть. Для этого достаточно было, по примеру Бориса Ельцина образца 1999 года, запустить операцию «преемник», при которой Кучма пропустил бы вперед достойного наследника престола. Или хоть не мешал бы ему вести полноценную избирательную кампанию. Но такой операции не было.
По моему убеждению, в планы Кучмы не входила победа Януковича, а если входила, то только как часть более широкого плана по обеспечению
