– Да, пожалуй.
Миссис Раштон, чье приятное выражение лица и теплые голубые глаза внушали доверие, еще больше понизила голос и продолжала:
– Грегори сказал мне, что как-то застал вас среди тканей и набросков. Не будет ли с моей стороны слишком самонадеянным поинтересоваться: тетя сделала вас своей модисткой?
Марджи почувствовала, что краснеет от смущения:
– Сударыня, прошу вас, не спрашивайте больше ни о чем. Я не хочу обижать вас, но ваш вопрос ставит меня в невыносимое положение.
– Понимаю, – ответила она, многозначительно кивая. – Тогда я дам вам небольшой совет – всего лишь намек, запомните! – ваша тетя богата, как Крез! Вижу по вашему лицу, что вы об этом не знали. И говоря откровенно, мне совсем не нравится, что с вами так плохо обращаются. – Ее любезность сменилась внезапно довольно свирепым, справедливым негодованием. – Вы не должны зарабатывать на свое содержание шитьем платьев для миссис Вэнстроу! Это она должна водить вас к своей портнихе, а не заставлять вас работать на нее!
– Миссис Раштон, прошу вас, не сердитесь! – настойчиво зашептала в ответ Марджори. Она твердо верила, что, несмотря на размер своего состояния, миссис Вэнстроу была вправе распоряжаться им по своему усмотрению. – Хочу заверить вас, что я… то есть мы… что Дафна и я не имеем к тете никаких претензий! Совершенно никаких!
– Никаких претензий! – сердито прошептала миссис Раштон. – Только узы родства! Что вы имеете в виду, говоря «никаких претензий»?! Что за нелепость!
Марджори торопливо продолжала:
– Очень много лет назад мама и ее сестра, к несчастью, поссорились. Дафна и я приехали к миссис Вэнстроу, зная, что здесь нам не рады. Она могла с такой же легкостью отослать нас, как и пригласить погостить. Мы признательны ей за то, что она этого не сделала.
– Еще бы! Осталась же у нее хоть капля совести! Вы у нее в рабстве, Марджори! Поймите это. Что ж, вижу, вы более меня склонны прощать, – закончила она. Ее ноздри раздувались от гнева так же, как у Раштона (Марджори однажды это видела).
– Но ведь у вас, – ответила Марджори дрожащими губами, – не такое положение, чтобы уметь много прощать.
Миссис Раштон моргнула от изумления и ахнула, слегка приоткрыв рот.
– Честное слово! – воскликнула она со смехом. – Грегори предупреждал меня, что вы иногда бываете нахальной, и хуже всего то, что вы правы. Но все равно, помните мои слова и не позволяйте тете жаловаться, что она терпит нужду из-за родственников, поселившихся в ее доме!
К концу речи миссис Раштон к ней подошла миссис Вэнстроу, поэтому неудивительно, что она спросила:
– Что вы говорите моей племяннице, миссис Раштон?
Интересно, подумала Марджори, что миссис Раштон скажет грозной тете Лидди.
– Да ничего особенного, только то, что вы достойны восхищения, если приютили у себя этих бедных юных несчастных сироток. Я считаю вас достойной восхищения, как и каждого, кто наконец-то с большим опозданием предлагает свою помощь.
Голубые глаза миссис Вэнстроу сузились.
– Очень мило с вашей стороны, Маргарет. Но я уверена, что любой, кто знает, в каком я положении, поймет, что я ничего не могла сделать для моих дорогих племянниц. Сколько истратила…
– О, перестаньте, Лидия. Думаете, я простофиля? Боже милосердный, да будь у меня столько денег, я могла бы купить половину Бата, не истратив даже десятой части! Так что нечего кормить меня своими выдумками! – И с этими словами она мило улыбнулась хозяйке дома и ушла беседовать с Элизабет Ходжес, которая изумленно хлопала длинными ресницами, глядя на майора, безуспешно пытаясь не хихикать, когда пила миндальный ликер.
Миссис Вэнстроу взяла еще одну конфету, а потом вытерла уголки рта маленькой полотняной салфеткой.
– Мне никогда не нравилась эта женщина. Еще в школе она приучилась к самым вульгарным выражениям! «Думаете, я простофиля!» Марджори, надеюсь, от тебя я не услышу ничего подобного!
Марджори не устояла перед таким соблазном.
– Что? – воскликнула она. – Думаете, я простофиля? Я никогда не стала бы употреблять такие слова, клянусь душой, не стала бы!
Марджори подавила желание рассмеяться при виде изумленного лица тети. И тут же удалилась, сказав, что хочет поговорить с сэром Литон-Джонсом. Она быстро отошла от миссис Вэнстроу, отправившись его искать, и обнаружила в гостиной, где он и Мэри Ходжес наклонились над нотами, разбросанными на фортепьяно.
Мэри подняла голову, увидела ее и воскликнула:
– Марджори! Смотри! Мы наконец нашли вальс! Но не думай, я не стану просить тебя играть для нас снова. Миссис Раштон настаивает, что теперь ее очередь.
– Миссис Раштон? – удивленно спросила Марджори.
– Да, именно она! Тебе удалось побеседовать с ней? Она просто дока! Ох, надо же! Мне не стоит так говорить. Мама пришла бы в ужас, если бы узнала, что я говорю на жаргоне! – Она проказливо посмотрела на сэра Литон-Джонса, который стоял в нескольких дюймах от нее, и улыбнулась ему так, что появились ямочки на щеках.
– Вы ведь не скажете ей, сэр?
