неодобрительные взгляды своей матери и сестры.
Калерия Яковлевна вносила последние блюда из меню. Настроение у собравшихся было гораздо лучше, чем в начале ужина.
– Давайте выпьем за ваших детей, – предложил Арнольд Пастушенко. – Вы счастливый человек, фрау Марта. У вас двое мальчиков и две девочки. Я имею в виду не только ваших родных детей, Германа и Мадлен, но и Берндта с Анной, тоже ставших вашими детьми. И, конечно, трое ваших внуков, которыми вы можете гордиться. За ваших детей и внуков, дорогая фрау Марта!
Наверно, в другом сочетании хозяйке дома не могло понравиться сравнение ее родных детей с Анной. Но Берндта она готова была терпеть, не прибавляя туда Анны. Тем не менее она в знак согласия кивнула и подняла бокал вместе со всеми.
Пастушенко явно солировал, хотя никто его не выбирал тамадой. Следующий тост был за Сюзанну, младшую сестру юбилярши, которую она так любит и опекает. Марта еще раз одернула Сюзанну, когда та попыталась что-то добавить.
– Они все время живут вместе? – уточнил Дронго, наклоняясь к Эмме.
– Да, втроем.
– Почему втроем?
– Марта, ее сестра и Калерия Яковлевна, – тихо пояснила Эмма. – Никто другой, кроме Калерии, здесь бы долго не продержался. Она плохо слышит и настолько флегматична, что может выдержить эту старую сволочь.
– Кажется, кроме дочери и зятя, ее здесь никто не любит, – шепотом заметил Дронго.
– Это большое преувеличение, – сдерживая смех, сказала Эмма. – Они ее тоже не очень любят. Ее вообще никто по большому счету не любит. Даже ее собственные внуки.
Марта, словно услышав ее слова, подняла свой бокал. Обвела всех долгим взглядом. У этой женщины был острый взгляд и твердый характер. Дронго подумал, что ее не могут любить все собравшиеся. Марта посмотрела и на него.
– Я хочу вас всех поблагодарить за то, что вы решили приехать ко мне, – строго сказала она. – Спасибо Герману, который привез свою семью из Кельна, спасибо Берндту, который нашел время навестить меня вместе с Мадлен. Спасибо всем остальным, которые решили здесь собраться.
– Обратите внимание, – прошептала Эмма, – кроме своего сына и дочери, она назвала только своего любимого зятя. У этой дамочки железный характер.
– Я уже понял про их напряженные отношения с невесткой, – сказал Дронго. – Судя по всему, вашей сестре повезло, что она живет от свекрови на некотором расстоянии.
– Расстояние слишком короткое, – со вздохом сказала Эмма, – только четыре часа на железнодорожном экспрессе, которое очень быстро преодолевается в случае необходимости.
– Зачем вы меня сюда позвали? – спросил Дронго.
– Мне важно, чтобы вы были со мной. Не знаю, почему, но я не хотела сегодня сидеть здесь одна. Представляю, сколько язвительных замечаний я бы услышала от Марты, если бы появилась одна. Она и так все время доводит мою сестру замечаниями из-за того, что мы не можем ужиться с местными немцами. При этом себя она считает стопроцентной немкой, словно она родилась здесь, а не в Советском Союзе.
– В таком случае вы нашли плохого кавалера, – возразил Дронго. – Я вообще не немец и не европеец. Хотя они считают меня то ли итальянцем, то ли югославом.
– Это из-за вашего необычного имени, – сказала Эмма. – А вообще вы действительно очень похожи на итальянца. Разве вам об этом не говорили?
– Много раз, – признался Дронго, – очевидно, потому, что у меня жена итальянка. Наверно, со временем мы становимся похожими друг на друга.
– Итальянец даже лучше немца, – призналась Эмма, очаровательно улыбнувшись. – Во всяком случае, вы производите очень хорошее впечатление. Солидный мужчина в возрасте, который решил стать моим другом. Совсем неплохо для опровержения теории Марты о том, что женщины из нашей семьи не умеют ладить с европейцами.
– И только поэтому вы меня сюда позвали? – недоверчиво спросил Дронго.
– Не только, – ответила Эмма. – Мне нужно было почувствовать себя в безопасности. Каждый раз, когда я прихожу в этот дом, я ощущаю себя как-то странно. Говорят, что в тридцатые годы здесь была явочная квартира гестапо. Но после войны этот уцелевший дом достался родственнице Марты. Через шестнадцать лет после войны она поехала навестить своих друзей в Западном Берлине и осталась у них ночевать. А вернуться уже не смогла – вокруг начали возводить стену, которая разделила город и не позволила ей попасть обратно домой. Она осталась в Западном Берлине на целых двадцать восемь лет, а ее бесхозный дом достался агентам «Штази», которые тоже устроили здесь свою явочную квартиру. Вот такой невероятный парадокс. В тридцатые годы здесь работали гестаповцы, а в шестидесятые- восьмидесятые – агенты «Штази». Ну а потом дом вернули владелице, и она, умирая, завещала его своим родственникам. Вот так Марта оказалась владелицей этого странного дома. Ведь до этого они жили с сестрой в небольшой квартире на окраине Кельна. А уже потом переехали сюда.
Пастушенко поднял свой очередной тост за присутствующих женщин и предложил мужчинам выпить стоя. Все мужчины поднялись. После последнего тоста начали убирать со стола, и Калерия Яковлевна объявила, что скоро принесет торт и кофе.
– Мы заказали специальный торт для фрау Марты, – объявила Анна. – Сейчас его принесут.
– Какой торт? – недовольно спросила Мадлен. – Ты же знаешь, что мама не ест сладкого.
– Это специальный торт с шестьюдесятью пятью свечами, – пояснила Анна. – Мы думали, что твоей маме будет приятно.
– Ей будет приятно, когда вы перестанете ее нервировать, – прошипела Мадлен. – Жаль, что ты до сих пор этого не поняла.
– Дура! – разозлилась Анна, отходя от своей родственницы.
Мадлен побледнела, но не посмела устроить скандал. Герман и Арнольд вышли курить в коридор. Некуривший Берндт подошел к окну. Он о чем-то весело говорил с Лесей, супругой Пастушенко. Эмма, увидев состояние своей старшей сестры, подошла к ней, чтобы ее успокоить. Анна с трудом сдерживала слезы.
Марта наклонилась к Сюзанне.
– По-моему, тебе пора возвращаться в свою комнату, – сказала она, обращаясь к младшей сестре.
– Я хочу еще немного побыть тут, – возразила Сюзанна.
– Тебе хватит, – настойчиво произнесла Марта. – Будет лучше, если ты отправишься к себе.
– Нет, я хочу посидеть, – упрямо повторила Сюзанна.
– Тебе нельзя долго сидеть, – повысила голос Марта.
Все обернулись, посмотрев на двух сестер. У Сюзанны глаза начали наполняться слезами. Марта прикусила губу, потом нехотя сказала:
– Успокойся и не нервничай. Все будет хорошо. Можешь еще немного посидеть с нами.
Сюзанна, соглашаясь, даже попыталась улыбнуться. Марта взяла младшую сестру за руку и негромко что-то сказала. Мадлен покачала головой.
– Тетя Сюзанна еще вчера чувствовала себя плохо, – напомнила она матери.
Берндт подошел к Дронго.
– Мадлен сказала мне, что вы финансовый эксперт, – спросил он. – Вы работаете в банке или в какой-нибудь инвестиционной компании?
– Нет, – ответил Дронго, – меня просто не так поняли. Я эксперт по вопросам преступности.
– Налоговой преступности? – быстро уточнил Берндт.
– Вообще преступности, – пояснил Дронго.
– Борьба с отмыванием денег. – Мозги у банкира работали только в этом направлении, словно не было других видов преступлений.
– И по этим вопросам тоже, – уныло согласился Дронго. Он уже начинал жалеть, что согласился на уговоры своей случайной знакомой и решил приехать в этот дом с таким мрачным прошлым и неопределенным будущим, где семейные узы держались на ненависти и недоверии.
